— Аларик!
— Рубашку тоже, Фаллон. Мне не доставляет удовольствия применять силу.
Она снова повернулась к нему спиной, шепча про себя ругательства. Решившись, она сбросила последнее, что на ней было, и резко повернулась к нему лицом.
— Ты говоришь, что тебе не доставляет удовольствия применять силу. Так оставь меня в покое.
— Я не намерен оставлять тебя в покое, но я намерен остаться живым до утра… А сейчас иди сюда.
Фаллон с несчастным видом опустила голову. Что-то удерживало ее, не давало решиться.
— Нет!.. Я не могу.
Она ахнула, когда он шагнул к ней и с плохо скрываемым нетерпением обнял. Ей хотелось оттолкнуть его, но, почувствовав, как его обнаженное горячее тело прижимается к ней, закрыла глаза, сжала зубы и замерла.
Фаллон опустилась на мягкий матрас и решилась открыть глаза, когда Аларик обмотал мягкий плетеный пояс вокруг ее запястий.
— Аларик!
— Что?
— Я провела здесь целую неделю… Я не пыталась убежать от Ричарда и стражи… Зачем ты привязываешь меня?
— Я не думаю, что ты способна убить Ричарда. Но я не уверен в том, что ты не убьешь стражников и не перережешь горло мне. Как я уже говорил, Фаллон, я не намерен тебя недооценивать.
Он затянул узел на спинке кровати и лег. Воздух в комнате был по-осеннему прохладным, и Аларик тщательно подоткнул под Фаллон одеяло. Затем он повернулся к ней спиной. Ее бросило в дрожь при мысли о том, как близко он лежит и что могло произойти, если бы она оказалась в его объятиях. Наконец сон сморил ее.
Когда она проснулась, руки ее были свободны. Приспустив до груди одеяло, она осмотрелась и увидела, что Аларик сидит перед очагом, на стуле стоит тарелка с хлебом и сыром. Он рассеянно ел, изучая книгу в кожаном переплете. Аларик был уже одет и готов заниматься своим делом — войной. На нем была кольчуга и высокие, до колен, сапоги. Его шлем, начищенный и блестящий, лежал у двери.
Он повернулся к ней, словно почувствовав, что она проснулась.
— Доброе утро, Фаллон.
Она не ответила, снова откинулась на кровать и отрешенно уставилась взглядом в потолок.
Аларик унизил ее, а сейчас отправится истреблять ее народ. И она ничем не может помочь своим людям, потому что она — беспомощная пленница. Ведь должен же быть способ выбраться из этого кошмара! Наверняка где-то в Англии люди уже поднялись против герцога.
— Фаллон, я сказал «доброе утро».
Несмотря на то, что Аларик был в кольчуге, она не слышала, как он подошел и стал над нею, сдернув простыню и меховое покрывало. Фаллон, ругаясь, попыталась закрыться от его взгляда.
— Ты худший из нормандских свиней! — сказала она.
Он поднял ее, и кольчуга коснулась голого тела. Сталь была обжигающе холодна.
— Вылезай из постели, если не хочешь пригласить меня к себе.
— Никогда!
Аларик усмехнулся.
— Готов биться об заклад, что рано или поздно ты запоешь по-другому.
— Никогда! — повторила она и, выскользнув из его рук, полезла в свой сундук за одеждой.
— Надень платье для верховой езды, — сказал Аларик.
Фаллон взялась за белую сорочку, но, услышав слова Аларика, замерла. Что еще он задумал? Куда собирается ее везти? У Фаллон отчаянно заколотилось сердце. Если он отправит ее в Нормандию, все будет потеряно.
Она надела сорочку, затем, не глядя на Аларика, натянула мягкие теплые рейтузы наподобие тех, в которых ездят на лошади мужчины. Аларик молча наблюдал за Фаллон, пока она надевала высокие сапоги.
— Есть молоко, хлеб, семга и сыр, — сказал Аларик.
— Я не голодна.
— Поешь.
Досадливо вздохнув, она отвернулась, но, вспомнив, как ее усмирили накануне, подошла к столику, села на пол и взяла кусочек рыбы. Аларик смотрел на нее сверху.
Фаллон встретилась с его холодным взглядом.
— Не опоздай, а то все разграбят, — не удержалась она от колкости.
— Что-нибудь да оставят. — Он внезапно поклонился. — Здесь есть вода. Я покину тебя, пока ты будешь совершать омовения.
Он ушел, и Фаллон от души была благодарна за это. Она воспользовалась ночным горшком, вымыла руки и умылась. Закончив туалет, она увидела, что дверь не заперта, и открыла ее.
Аларик стоял в двух шагах, прислонившись к стене. Увидев Фаллон, он взял ее за руку.
В зале было тихо, когда они пересекали его. Фаллон интересовало, где они находятся и как живут здесь люди. Когда ее везли сюда, ей мало что удалось увидеть. С ней общались только Ричард да немой мальчик, который приносил ведра с водой.
Стоял отличный осенний день. Не было видно никаких следов разрушений или кровопролития. Похоже, война не коснулась этих мест. Фаллон заметила стадо волов в поле и овец на дальнем лугу. Листья по-прежнему были желтыми и красными, небо — бездонно-голубым. О войне свидетельствовали разве что рыцари Аларика, которые разгуливали по двору.
Фаллон увидела двух лошадей — Сатану и гнедую кобылу. Их держал за поводья Ричард. Он бодро приветствовал обоих, и Фаллон ответила ему тем же. Аларик помог ей сесть на кобылу и вскочил на своего жеребца. Ричард отступил и помахал им рукой, улыбаясь, отчего на щеках возникли очаровательные ямочки.
— Куда мы едем? — спросила Фаллон. Аларик бросил на нее беглый взгляд и лаконично ответил:
— Ромни.
Этого она ожидала меньше всего.
— Ромни, — повторила она.
Когда ей удастся освободиться? Да, это вопрос… Пытаться сделать это сейчас бесполезно, потому что в усадьбе слишком много его людей. В городе будет не лучше. Всюду, где находились норманны, было опасно, но преимущество Фаллон в том, что она знает страну.
Аларик ехал впереди, ехал быстро, не останавливаясь. Несколько раз они встречали беженцев — мужчин и женщин с измученными отрешенными лицами, которые двигались в глубь страны, таща за собой на повозках остатки сохранившегося скарба. Они поглядывали на вооруженного Аларика, на его боевого коня, но никто даже не пытался как-то выразить свое неприятие или возмущение. Чувствовалось, что мятежный дух напрочь из них выбит.
Всадники нагнали маленькую группу беженцев. Несколько женщин и детей и трое мужчин. Один из них был высок и мускулист и, по-видимому, отличался незаурядной силой. А что, если судьба посылает ей сейчас шанс для побега?
— Я вижу, о чем ты думаешь, Фаллон. Неужто ты готова рискнуть их жизнями?
Фаллон с ненавистью посмотрела на Аларика.
— А вы настолько уверены в своем мече, сэр?
Он улыбнулся улыбкой, от которой ее бросило в холод.
— Да, миледи, уверен. Я держу его в руках с двенадцати лет. Я всегда сражался, чтобы удержать то, что принадлежит мне, и буду продолжать делать это и впредь.