Мария была довольна ее словами и сама начала снимать свою тяжелую юбку. Когда она желала, вполне могла сама обслужить себя.
— Я единственная подлинная наследница английского трона. Нужно добиться, чтобы Елизавета поняла, что я не угроза для англиканской церкви, хотя я всей душой предана католической вере и люблю мою религию. Англичане, конечно, будут в ярости, если я стану искать себе мужа-католика: они предпочли бы человека с английской кровью. Но… если англичане нападут на нас — что они делают очень охотно, — нам понадобится сила иностранного короля. — Она вдруг замолчала, потом заговорила снова: — Я, кажется, повторяюсь. Ты должна пойти отдохнуть. Я уже с нетерпением жду, когда ты приедешь к королеве Елизавете и пришлешь мне оттуда известие.
— Слушаюсь, ваша милость, — ответила Гвинет.
— Иди сюда! Обними меня от души. Желаю тебе на прощание всего наилучшего.
У Марии было чувствительное сердце. Но она была решительной. Она сказала «до свидания», горячо обняла Гвинет и вытолкнула ее за дверь.
Оказавшись в своей комнате, Гвинет обнаружила, что Энни уже было известно об их завтрашнем отъезде. Ее ночная сорочка была вынута, на завтрашний день был приготовлен костюм для верховой езды, и одежда лежала в сундуках.
Энни вбежала к ней из соседней маленькой комнатки, хлопая в ладоши, и взволнованно воскликнула:
— Лондон! Ах, миледи, как это чудесно — увидеть еще одну королеву!
— Да, еще одну королеву, — кивнула Гвинет, стараясь, чтобы ее голос звучал весело.
В этот момент она желала не быть знакомой ни с одной королевской особой. Ей хотелось, чтобы ее отец был жив и чтобы она просто встретилась с Рованом, как любая женщина может встретиться с мужчиной.
Это глупости! Она всю жизнь знала: долг стоит выше всего остального. Это верно не только для королевы, но и для нее самой. Долг всегда был выше любви. А королева даже предупредила ее: «Не влюбись в него!»
Но королева и Рован — родственники. Конечно, королева все поймет, когда наступит подходящее время. Она даст согласие, и все будет хорошо. Но странно: у Гвинет были мрачные предчувствия.
Рован знал, что долгие недели пути будут трудным временем. При снеге или дожде дороги в Шотландии быстро становились непроходимыми, а с ним ехало много людей: Гвинет, Энни и десять солдат, в том числе Гевин. Начальник охраны стал любимцем Гвинет и легко мог ее рассмешить, а сам Рован этого не мог.
Кроме того, она восхищалась представлением, которое Гевин разыграл в лесу в облике сумасшедшего, когда надо было выиграть время. Он был молод — ближе по возрасту к ней, чем к Ровану, и искусно играл на лютне.
Однажды вечером они сидели вокруг костра: было решено, что они станут ночевать в лесу, а не будут изо всех сил гнать коней в темноте, разыскивая поместье или город. Рован слушал, как Гвинет хвалит Гевина за ту актерскую игру.
— Вы играли великолепно, так убедительно!
— Миледи, это вы настоящая мастерица переодевания. Мое представление — ничто по сравнению с вашим.
Все его солдаты восхищались Гвинет. В тот день он рассердился на нее за то, что она рисковала собой, а солдаты были в полном восхищении от этого.
«В пути мы с ней не ссоримся, но и не едем вместе», — подумал Рован. Он держался от нее на расстоянии, потому что находиться рядом для него было слишком больно. Он пытался побеседовать с королевой о себе и Гвинет, но Мария не хотела говорить ни о чем, кроме английского трона, своего трудного положения и наставлений, что он должен сделать, когда окажется в Англии.
— Она играла просто потрясающе, разве нет? — прервал его мрачные размышления Гевин.
— Да, если глупость можно назвать потрясающей, — ответил Рован.
Гвинет беззвучно ахнула и заявила:
— Была угроза, что Мария выйдет в город сама!
— Можно было вразумить королеву словами, — сказал Рован, сложил руки на груди и прислонился к дереву.
Гвинет с улыбкой подняла голову:
— Мой дорогой лорд Рован, актерская игра — это прекрасный стратегический прием.
Он кивнул и ответил:
— Я буду помнить об этом, миледи.
Гвинет тоже быстро кивнула, потом отвела взгляд в сторону. Она очень старалась ничем не намекнуть на то, что произошло между ними, и Рован заметил это. Он считал, что дело тут не в стыде, а в том, что они оба жили так, как приказывала королева. И оба знали, что она считала их поездку в Англию делом первостепенной важности для будущего ее королевства и ее правления.
— Гевин, будьте добры, спойте что-нибудь, — попросила Гвинет.
— Конечно, я буду добр и как раз знаю подходящую песню, — заверил ее Гевин и запел:
Однажды рано утром,
Когда едва светало,
Я на дороге встретился
С прекрасной госпожой.
Я стал за ней ухаживать,
Ее поцеловал Раз и потом другой,
А после поцелуев
Ушел своим путем.
Когда я шел обратно,
Она все торопила
Меня и нежно пела:
«Прошу тебя, пожалуйста,
Меня ты не обманывай,
Ведь ты меня покинешь.
Как ты с девицей бедной
Мог так поступить?»
Гвинет и Энни захлопали в ладоши, и то же сделали стоявшие поодаль солдаты. Мужчины поддразнивали Гевина по поводу того, что он музыкант и очень уж красив, но все их реплики не выходили за пределы доброй шутки.
Рован никогда не сказал бы, что ревнует Гвинет к своему молодому охраннику, но часто завидовал Гевину из-за его умения держаться непринужденно.
— Спойте со мной, — попросил Гевин Гвинет, закончив песню, и она спела.
Их голоса красиво сливались под пышным ковром листвы.
— А теперь лучше всего немного поспать, — посоветовал всем Рован, когда они допели.
Женщины нашли удобное место под раскидистым деревом, и пятеро солдат, отставив ружья, мирно уснули, а пятеро других заняли свои места — это была первая смена охраны.
Утром воздух был холодный и влажный. Все быстро умылись и напились воды из ручья, который тек поблизости среди деревьев. По дороге к городу они встретили крестьянина, который был счастлив угостить их сытным завтраком из бекона, хлеба, рыбы и яиц.
Двигаясь на юг, они пересекли горный край, спустились в пограничную область и, наконец, доехали до Йоркшира, где Рован решил не заезжать в большой, окруженный стенами город Йорк. Они объехали его стороной и продолжили путь дальше до поздней ночи, несмотря на то что Энни ворчала, причем так громко, чтобы слышали другие: