– Очень хорошо отношусь. У тебя есть сомнения? – улыбнулся Никита, глядя ей в глаза. Ну да, она ждет совсем других слов, но у него похмелье, чувство вины (кажется, он уже начинает путать, перед кем именно) и острое желание рухнуть на кровать и вырубиться до утра. И вовсе не потому, что ему хочется спать, а потому, что в душе образовалась какая-то муть. Непривычная, непонятная муть. Еще вчера и даже сегодня утром на этот вопрос он ответил бы иначе, а сейчас, фокусируя взгляд на трех маленьких родинках, он с неудовольствием выкручивается, готовится принять обоснованные претензии и свести их к шутке.
– Представь себе, есть, – Маша тоже улыбнулась и откинула голову чуть назад.
Странно, раньше она не чувствовала себя зависимой от Никиты Замятина, а последнее время кажется, будто не она диктует условия, а он задает тон, раздумывает, выбирает…
Десять лет назад он любил ее, а она позволяла себя любить – знала, что больше поцелуев ничего не будет, и позволяла. Внимание всегда так приятно! А сейчас все иначе, почти наоборот. Нет, его чувства вроде не изменились, она и сейчас притягивает его, точно магнит, но королевской уверенности в душе уже нет.
– Не может быть! Неужели я был такой свиньей?
– Был.
– Когда? – поинтересовался Никита и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я готов ответить за каждый свой пролет.
В подтверждение его слов чайник громко забулькал и крякнул.
– Мы редко видимся.
– Почти каждый день.
– Три-четыре раза в неделю, урывками.
– Да, из твоих уст это звучит более удручающе.
– Ты меня ни с кем не знакомишь, и, кроме ресторанов, вместе мы никуда не ходим.
Никита мысленно простонал. Во-первых, он плеснул кипяток мимо чашки на палец, во-вторых, в затылке раздался пушечный выстрел, в-третьих, он опять подумал об Оле. Ни на какие светские вечеринки и мероприятия он Машу пригласить не может, потому что на свете есть Константин Белкин, потому что от роли сказочного принца на полпути не откажешься. Он вдруг поймал себя на мысли, что игра уже давно перестала быть безобидным развлечением (как просто и легко все начиналось!), она превратилась в нечто большее – в ответственность. А Олю он вправе считать другом. Да.
Нда… Нехорошо получается. Никита усмехнулся: с друзьями в губы не целуются.
«Ну занесло, с кем не бывает?»
– А куда бы ты хотела сходить?
Подперев щеку кулачком, хлопнув длинными густыми ресницами, Маша задумчиво протянула:
– Ты же посещаешь какие-то выставки, презентации… Мне интересна твоя работа и я хочу тебя… ну-у-у… поддерживать по мере возможности. Ты же сам говорил, что сейчас у тебя натянутые отношения с отцом и поэтому приходится крутиться самому. А я предлагаю крутиться вместе, разве не здорово?
– Здорово, – согласился Никита, протягивая руку к печенью. – Я обязательно подумаю над твоим предложением, сделаю выводы и…
– Вечно ты иронизируешь!
Он подался вперед и страдальчески ответил:
– Маш, у меня похмелье, и я сегодня совершеннейший дурак.
– Это заметно. – Она улыбнулась, поднялась, подошла, прижалась к его спине, положила руки на плечи и игриво чмокнула его в ухо. – Значит, ты не против того, чтобы я сопровождала тебя на различные деловые мероприятия?
– Не против, хотя, боюсь, ты умрешь от скуки.
Оказавшись на улице, Никита взъерошил волосы, поднял голову к небу, вспомнил вчерашний вечер. Занесло, с кем не бывает? Сунув руки в карманы, он побрел в сторону метро. За руль в таком чудовищном состоянии он садиться не рискнул («Опель» остался в отцовском гараже), ждать автобуса ради нескольких остановок не хотелось – апрельская прохлада слишком приятна, чтобы менять ее на тряску в общественном транспорте. Машин вопрос дернулся блестящей рыбешкой и замер. А как он к ней относится?
Никита вынул из кармана телефон и набрал номер Оли. Идиотизм – делать вид, будто ничего между ними не произошло. В конце концов, они взрослые люди.
Как он относится к Маше? Он не намерен ее терять. Он десять лет ее не видел, и расстались они тогда не слишком гладко, и теперь легко не будет. Но он не намерен ее терять.
* * *
– Ник, привет! Дай-ка я угадаю? Ты хочешь поговорить с Олей.
– Да, – подыгрывая, ответил Никита. – До чего же ты умная, Полька!
– Ну, я все-таки держу в руках ее телефон.
– Ну, я все-таки об этом знаю.
Полина покосилась на дверь спа-кабинета, хитро улыбнулась, облокотилась о стойку администратора и пропела:
– А Оля сейчас поговорить с тобой не может.
– А почему?
– А потому что она занята.
– И что же она делает в данный момент?
– Лежит.
– На чем?
– Точно сказать не могу, но, скорее всего, на паровой кушетке.
В трубке повисла тишина.
– Я, пожалуй, не буду спрашивать, что это такое.
– Я тоже думаю, что лучше не стоит.
– Но с ней все в порядке?
– Более чем!
– Я рад. Правда рад, – усмехнулся Никита. С Полиной он почти всегда разговаривал именно таким полушутливым тоном, а сложившиеся много лет назад отношения уж точно можно было назвать дружескими. Какие же разные дочери у Шурыгина! – А когда она встанет с этой кушетки?
– Уже скоро. Но потом она опять будет немножко занята – ее ждет бокал красного вина. Профессионализм, профессионализм… Боюсь, Оля сначала будет нюхать вино, потом изучать на свету его оттенок, потом… В общем, это серьезно и надолго. А ты по какому вопросу? – Полина поймала свое отражение в зеркале и сморщила аккуратный острый носик. «Никита, если ты обидишь мою сестру, ты пожалеешь о том, что вернулся». Милый, милый Никита!
– По личному.
– Ты хочешь, чтобы я умерла от любопытства? О нет, я еще так молода…
– Поль, мне правда с ней нужно поговорить. – Его голос стал трескучим, как сухие ветки.
– Уверен? – И в ее голосе тоже не осталось веселья.
– Да.
– Позвони через пару часов. И… – Полина помолчала, а затем, вновь смеясь, добавила: – И помни: у Шурыгиных длинные руки, если что, мы тебя и в Лондоне достанем. Это я так, вообще.
Она бы еще по-дружески предупредила: «Будь осторожен, Ник, я знаю, как иногда бывает непросто, не торопись, или наоборот – поторопись». Но достаточно того, что папочка со Львом Аркадьевичем залегли в засаде, а Егор дышит в спину. Нет, это их личная жизнь. Личная жизнь, в которой очень хочется поучаствовать другим!
Никита немного помолчал – намек был вполне понятен. Значит, зрительский зал немного расширился. Спасибо, Полина, что предупредила.