Во-вторых, они договорились: у них самая обыкновенная сделка. Наверное, у Никиты было много женщин. Это для нее поцелуй – шок, а для него – всего лишь развлечение. И с Волковым он уже за полчаса выпил столько, что вряд ли помнит «такие мелочи». Да и придает ли он вообще значение этим «мелочам»?
В-третьих, в-четвертых, в-пятых… Необходимо оставаться в рамках деловых отношений.
– Вчера произошло то, что не должно было произойти, – сухо сказала она. – И… – Слова и решимость иссякли.
– Да, – согласился он, – собственно, это я виноват. Обещаю в дальнейшем вести себя прилично, – под конец фразы в его голосе промелькнула привычная ирония.
– Это случайность, – уточнила Оля.
– В общем, да.
– И будем считать, что ничего не было.
Никита немного помолчал, а потом ответил:
– Какая же ты обстоятельная!
Она поняла – он улыбается, торопливо попрощалась и убрала мобильный в карман юбки. Как же непривычно она себя чувствует без пиджака, но Полина настояла, чтобы он остался на вешалке в шкафу. Конечно, это правильно, ей уже два раза приходилось снимать и надевать водолазку, а что еще впереди… «И о чем я думаю?» – вздохнула Оля. Пиджак, шкаф, водолазка… Она была готова ухватиться за что угодно, только бы не вспоминать слова Никиты.
Она сказала все правильно, как было нужно, и он согласился. Наверное, он и звонил только за тем, чтобы уладить это недоразумение. Вот и хорошо. Оля сцепила пальцы, развернулась и пошла в парикмахерский зал. Нет, ей не нужна прическа, она поедет домой, сядет за отчеты и наконец-то забудет все «мелочи» и «недоразумения», которые случились с ней за последние дни. В сотый раз забудет. И почему она поддалась уговорам Полины? Нужно найти ее, поблагодарить и попрощаться.
Поцелуя не было.
Его просто не было.
Теперь все по-прежнему.
Исключительно деловые отношения.
– Нет, я тебя не отпускаю, – поставив маленькую чашечку на край столика, махнув рукой, сказала Полина. – Ты срываешь нам с Катюшкой мероприятие. Совместные походы в музеи, библиотеки, салоны и магазины очень, знаешь ли, объединяют.
– А кстати, где Катя? – Оля оглянулась.
– Только что я вытащила ее из солярия, она мечтала разом заполучить бронзовый загар и стать хоть немного похожей на Наоми Кэмпбелл. Не вышло.
– Солярий вреден.
– Не волнуйся, все под контролем.
– Я решила не красить волосы и не…
– Никита звонил?
– Да, а что?
Полина коротко вздохнула и кивнула на свободное кресло:
– Присядь, я давно хотела с тобой поговорить. Ну, как старшая сестра с младшей.
– О чем?
– О жизни, конечно. Не о сексе же! На эту тему ты вряд ли будешь со мной разговаривать.
Послушно сев в кресло и надеясь, что разговор не коснется деликатных тем (а Полина очень любит ее смущать), Оля посмотрела на свое отражение в зеркале, но не обнаружила особых перемен. Только кожа на лице показалась перламутровой, наверное, из-за остатков крема.
– Я хочу поговорить с тобой о Никите. Вернее, я тебе скажу то, что считаю нужным, а ты поступай как знаешь, можешь даже послать меня подальше – я не против.
– О Никите?
С чего бы заводить о нем разговор?! Оля вспыхнула, но одернула себя: ей совершенно не в чем оправдываться, и не надо глупить. У них исключительно деловые отношения.
– Ты помнишь, почему он уехал? Его девушка, Маша Сереброва, вышла замуж за другого. – Полина замолчала, не столько ожидая реакции на свои слова, сколько уговаривая себя продолжить. Ну же давай, она должна это знать. Дурацкая ситуация! – Не так давно Мария развелась. Не знаю, почему Никита вернулся, то есть не уверена, что лишь из-за нее, но они встречаются. Лев Аркадьевич даже поругался с ним по этому поводу. О такой невестке он уж точно никогда не мечтал!
– Встречаются? – выдохнула Оля.
– Да. Он вроде даже жениться на ней собирался.
– А сейчас?
– Не знаю, – пожала плечами Полина.
Вот она, правда! Сначала Оля не почувствовала ничего, а затем заныло, защипало, заболело внутри. Да, все правильно, все теперь встало на свои места. Есть Никита – разгильдяй, есть Маша Сереброва – его давняя любовь, и есть она, Ольга Шурыгина – путеводитель по миру бизнеса. Все правильно. И это даже хорошо, что так. А Лев Аркадьевич, значит, против, и именно поэтому… а Маша, наверное, ничуть не изменилась. Он же ее очень сильно любил.
Оля села глубже в кресло, положила руки на подлокотники и развернулась к зеркалу.
– Краситься будем? – непринужденно спросила Полина.
– Да.
– А стричься?
– Да.
«Ник, я тебя убью, – подумала Полина, приглашая взмахом руки мастера. – И сделаю я это с особым цинизмом и жестокостью».
* * *
Он ушел. А Люба продолжала неподвижно стоять, глядя на дверь.
«Он уже ушел», – напомнила она себе и, тряхнув кудрями, улыбнулась. Чудной! Уже не молод. Но привлекает, притягивает. Это тот возраст, когда знаешь цену многому и все-таки веришь в бесценное, когда добро и зло уже оставили под глазами мелкие морщинки, когда время тронуло волосы сединой, душа закалилась, но плавится не от больших, а от мелких радостей. Как он смотрел на нее…
Люба прошлась вокруг стола, по-цыгански плавно, будто в голове звучала музыка. Остановилась, подняла руки (бряк-бряк, съехали браслеты) и трижды быстро хлопнула в ладоши.
– Вызывала? – раздался за спиной голос бабушки. Только она умела открывать дверь так, чтобы колокольчик, подвешенный к косяку, не издавал ни звука. Засмеявшись, Люба мотнула головой:
– Нет, это я просто так.
Старая Рада хмыкнула и протянула полный пакет из супермаркета:
– Есть хочу, хлеба аж два батона купила – мягкий, теплый! Давай-ка помоги с бутербродами.
– Колбаса?
– Колбаса, паштет и огурцы. До чего же люди есть нетерпеливые! Огурцов море, так нет же, дамочка одна меня отпихнула и руки тянет. Чуть было порчу на нее не навела… – Рада хитро прищурилась. – Чтобы пучило ее от огурцов пять лет без перерыва.
Люба засмеялась – частенько бабушка грозилась устроить кому-нибудь гром и молнию, но еще ни разу не воспользовалась своим умением во вред.
– Я тоже ужасно проголодалась.
– Заходил кто, пока меня не было?
– Заходил. Просто так, без повода, – ответила Люба и скрылась с пакетом за портьерой.
«Сама знаю, что заходил, – усмехнулась старая Рада. – Мало того что запах дорогой, чужой, так еще и глаза твои цыганские горят. Особый, видимо, гость был».