«Откуда у вас такая прелесть?» – осторожно спросила Аля у бармена. Тот усмехнулся. «Кто-то из посетителей в год собаки подарил». «Сейчас год свиньи», – напомнила Венева. «Верно, – засмеялся бармен, – но хрюшку мне не преподнесли, поэтому здесь псина сидит. Надо ее выкинуть, да рука не поднимается, вроде симпатичная».
Алевтина ринулась в ближайший торговый центр, купила там фигурку свиньи, украшенную стразами, прибежала назад и совершила обмен.
– Представляете, сколько стоит старый фарфор в отличном состоянии? – ухмыльнулся Венев. – Аля молодец! Последнее ее увлечение – «Мертвые души», она собрала все фигурки: Коробочку, Плюшкина, Маниловых, Ноздрева. Одного Чичикова не хватало. Уж как она его искала! Весь Интернет перерыла, по блошиным рынкам бегала, у жены по несколько экземпляров других героев было, она их в обменном фонде держала, а главного персонажа все не находила.
Григорий Игоревич отодвинул статуэтку.
– Супруга умерла год назад, а сегодня мне Чичикова принесли. Я в комнату Али после ее смерти не заходил, вот и думаю: оставить себе статуэтку и в коллекцию поставить? Или продать? На него покупатель есть. Год назад прорезался Вениамин Катков, известный актер, говорит, всю коллекцию собрал, кроме Чичикова.
Венев отвернулся к окну.
– Пополните коллекцию жены, – тихо сказала я. – Ей приятно будет.
Григорий Игоревич перевел взгляд на меня.
– Это ж надо в ее спальню войти, а у меня духа не хватает.
– Сына попросите, – нашла я выход.
Старьевщик взял фигурку, тщательно завернул ее в пупырчатую бумагу, потом открыл старомодный здоровенный портфель и молча сунул в него Чичикова.
– Осип, конечно, был подлым человеком, – осторожно сказала я, – но он умер, Соня осталась с тремя детьми на руках. Два мальчика и девочка, совсем крошка. Вдова живет в ужасных условиях, в тесной однокомнатной квартирке, в неблагополучном районе города, на самом дне. У нее нет денег даже на памперсы.
– Как зовут малышей? – неожиданно задал вопрос Венев.
– Саша, Андрюша и Рита, – ответила я.
– Софья сама себе судьбу выбрала, – жестко заявил Григорий Игоревич. – Услышь я сейчас, что девочка у нее Алевтина… А так! Пусть сама выкарабкивается. Мне она никто, лишь по документам родня. Какой с отчима спрос? Кормил, поил, одевал падчерицу, не бросил в детстве, не обижал. Теперь она взрослая женщина, несет ответственность за свои поступки.
– Соне еще нет тридцати, – вздохнула я.
– Отлично! – обозлился Григорий Игоревич. – Предлагаете считать человека до пятидесяти лет ребеночком. Я в ее возрасте работал, помогал родителям, имел жену и продолжал дело отца. Хотите, чтобы я помог падчерице?
– Она погибает с голоду, – кивнула я.
Венев вскочил.
– Вовсе нет. Можно пойти на приносящую деньги работу, не малевать ерунду на холсте за три копейки, не корчить из себя Васнецова, Врубеля, Рембрандта и прочих, а подумать головой! Она имеет хорошее образование и ни хрена не делает. Знаете почему? Не хочет! Обычное Сонино «не хочу», слово «надо» она не выучила! Зачем троих рожала? А?
Я не нашла контраргументов.
– Молчишь? – фыркнул Венев, в пылу раздражения забыв о вежливости. – Она что, не понимала, что даже двоих детей им не поднять? Хочу, и баста. Рожу, потому что этого хочу, а дальше дети сами заколосятся, как лопухи при дороге. Есть, пить, одеваться им не придется, врач не потребуется. Троих на свет произвела! Мы с Алей крепко подумали, когда жена после Игоря забеременела, посчитали свои расходы-прибыли, и отправилась супруга на аборт. Софья же всегда на разумные предложения отвечала: «Не хочу!» Вот и я теперь не хочу о ней слышать. Пусть не надеется после моей смерти часть имущества заполучить. Все завещано Игорю, до нитки, до последнего гвоздя.
Григорий Игоревич захлебнулся и начал кашлять.
– Знаете, что непонятно? – спросила я. – Если Осип женился на Соне, желая подобраться к вашим деньгам, то почему он не ушел от нее, когда понял, что помощи не будет?
– У него поинтересуйся, – огрызнулся хозяин свалки.
– Неужели Кошмаров сюда никогда не приходил, не показывал фото малышей, не клянчил денег? – продолжала я. – Не обращался к Алевтине, не давил на ее чувства? Если он всего этого не делал, может, искренне любил Соню?
Венев подошел к кулеру, залпом выпил стакан воды и зашипел:
– Гиена не способна на светлые чувства! Потому что она гиена! Пожирательница падали!
Резкий звонок телефона оборвал его речь, Венев взял трубку и через мгновение заорал:
– Что?! Когда? Куда? Спасибо, еду.
Засунув мобильный в карман, Григорий Игоревич схватил портфель, рванул к выходу, потом вспомнил обо мне и обернулся:
– Простите великодушно. Звонили из клиники, Игоря привезли с приступом аппендицита. Ему стало плохо в городском магазине, он позвонил доктору, сейчас сына готовят к срочной операции. Я вынужден прекратить беседу.
– Конечно, – кивнула я, – возьмите визитку, позвоните мне, когда освободитесь. Вам не нужна помощь?
Венев вздрогнул:
– Совсем забыл! Машина! Я отогнал ее рано утром на техобслуживание, обещали в девять вечера вернуть. Я предполагал весь день в офисе провести.
– Мы вас подвезем, – пообещала я, – нет проблем.
Если выехать из дома, не имея никаких планов, то гарантированно дорога окажется свободной. Но если спешишь по делам, попадешь в затор даже там, где его никогда не бывает.
– Черт, пробка, – заерзал на заднем сиденье Велев, – Игорек, наверное, волнуется.
– Аппендицит – это не страшно, – утешил его Приходько, – операция отработанная, теперь даже живот не режут, через проколы удаляют. Через два дня Игорь обо всем забудет.
– Долго нам ехать? – не успокаивался Венев.
Я посмотрела в зеркало. Лицо его сильно покраснело, на лбу появились капли пота, наверное, подскочило давление.
– Что-то голова кружится, – подтвердил мои догадки король мусорщиков, – в висках стучит.
Я притормозила у обочины.
– Федор, поменяйся с Григорием Игоревичем местами и дай ему из аптечки таблетку валидола.
– Спасибо, – поморщился Венев, совершив рокировку, – не привык я сзади сидеть, всегда сам за рулем. Простите, водички не найдется? Валидол больно противный.
После опустошения бутылки минералки Григорию Игоревичу легче не стало. Я хотела как можно быстрее доставить Венева в клинику. Пусть убедится, что сыну ничего не угрожает. А заодно и сам покажется врачу, внешний вид моего пассажира говорил о проблемах с сердцем. Я включила мигалку, джип начал перестраиваться в левый ряд. На мой взгляд, если человек в пробке проделывает резкие движения, значит, у него на то имеются основания. Может, он опаздывает на поезд-самолет, везет жену в роддом, торопится к больной бабушке или обозленному шефу. Я всегда уступлю другим дорогу, но не все столь толерантны. Сейчас мне активно не давал выехать на скоростную полосу потрепанный автомобиль, за рулем которого сидел мужик в бейсболке и круглых очках.