– Дай взглянуть, – попросил Юрий.
– Потом, – отрубила Степанида, – зачем пугать ничего не смыслящих в медицине людей медицинскими терминами?
– Я дура? – растерялась Аня.
– Конечно, нет, – улыбнулась Степанида Андреевна, – многие позавидуют твоему уму и сообразительности. Если человек не тренируется, разве он сможет сесть на шпагат?
– Нет, – тихо ответила Анечка.
– Вот и у тебя с родным отцом такая же ситуация, – продолжала Степанида. – Необходимо было с первых месяцев жизни нагружать ваш мозг, дабы он «сел на шпагат». Сейчас я не готова объяснить тебе ситуацию в деталях, чуть позже, когда ты подрастешь, наверное, я смогу подобрать слова. Эта патология очень редкая, вот так нам всем повезло. Конечно, головная боль – не самый приятный подарок судьбы, но зато кое-какие отклонения от стандарта на рентгеновском снимке стопроцентно свидетельствуют о твоем родстве с Юрием Игоревичем.
– Значит, Олеся родила дочь и сгрузила ее бабке! – подхватила я.
– Больше никаких вариантов, – кивнула Степанида, – наверное, пожалела денег на аборт.
Аня ткнула пальцем в Лену.
– Она мне не мать!
Елена разрыдалась, Степанида поморщилась.
– Успокойтесь. Ничего страшного не случилось. Наоборот, теперь судьба Ани изменится к лучшему. Она получит профессию врача и в перспективе станет владелицей этого центра.
– Вы моя дочь? – протянул Юрий. – Ну… рад знакомству. Хотите учиться на медфаке?
Степанида привычно постучала карандашом по столу. Наверное, подобным образом председатель совета директоров требует тишины во время заседаний.
– Нам придется пройти через ряд формальностей. Очень надеюсь на Евдокимова, не хочется кормить новостями желтую прессу. Может, сказать, что Аня воспитывалась в Швейцарии? Я подумаю, как избежать кривотолков.
– Вы намерены официально признать девочку? – с недоверием спросила я.
– Конечно, – моментально подтвердила Степанида. – Она подарок судьбы, родная кровь.
Меня словно черт толкнул в ребро.
– Шестнадцать лет назад вы имели другое мнение по поводу появления Анечки на свет.
– Тогда мой сын был здоров, – парировала Степанида, – я надеялась обрести внуков от приличной женщины, а не от порочной девки. Но сейчас я рада, что Олеся не сделала аборт.
– А я? – зарыдала Лена. – Как мне жить одной? Десять лет воспитывала девочку, деньги тратила!
– Мы найдем способ все вам возместить, – пообещала Степанида.
– Не хочу! – в голос заорала Лена, она зарыдала, повернулась и больно ударила меня по шее: – Какого хрена ты их нашла?
Я скорчилась, но пролепетала:
– Вы обратились к нам за помощью в розыске родных Ани.
– Да-а, – обиженно проныла Лена, – я просила найти алкоголиков-бомжей-наркоманов, чтобы девчонка меня гнобить перестала, а ты ей кого предоставила?
Юра вскочил и выбежал за дверь, Лена, размазывая по лицу слезы, продолжала рыдать, выговаривая сквозь плач:
– Одна… одинешенька… до смерти… хотела Аню попугать, а получилось…
Девочка подошла к приемной матери, обняла ее и сказала:
– Я тебя никогда не брошу.
– Правда? – шмыгнула носом Лена. – Ты же меня ненавидишь! Всегда споришь! Злишься! Возражаешь!
В кабинет вернулся Юра, он протянул мне пакет со льдом и посоветовал:
– Приложите к месту удара.
– Я не хотела, простите, – заканючила Лена.
Слава богу, от ее платка перестало вонять дешевым парфюмом, но у меня закружилась голова и неожиданно появилось уже знакомое ощущение. Такое бывает у человека, который сидит в зрительном зале. Пьеса гениальная, актеры изумительны, но все неправда.
– Мы не будем протестовать против вашего общения с Аней, – пообещала Степанида, – наш дом всегда открыт для той, что спасла девочку.
– Я тебя люблю, мы просто по-разному смотрим на мир, – сказала Лене Аня.
– Не убирайте холодный компресс, – предостерег меня Юра.
– Вечером встретимся с адвокатом! – воскликнула Степанида.
– Очень быстро развиваются события, – прошептала я.
– Что? – не расслышал Юрий. – Вам больно? Скоро пройдет.
Я отбросила пакет на столик.
– Можно мне взглянуть на снимок Ани?
– Вы рентгенолог? – вскинула брови Степанида.
– Нет, – призналась я, – и даже не терапевт.
– Тогда ничего не поймете, – заартачилась Гвоздева.
– У вас есть причина не показывать пленку? – ринулась я в атаку.
– Юра, принеси валерьянки, она нам не помешает, – велела профессор.
Главврач снова ушел.
Степанида Андреевна встала, взяла со стола большой пакет из желтой бумаги, подошла к какой-то коробке на стене, повозилась около нее, зажгла свет, и я увидела череп с зубами, покрытыми белыми пятнами. Аня страдала кариесом, ей чинили почти каждый резец и клык, а еще у нее были депульпированы два передних зуба. Светлые ниточки на снимке – это зацементированные стоматологом после удаления нервов каналы. Но зубы Ане не удаляли, ее челюсть напоминала тесно набитый семечками подсолнух.
– Видите вон тот изгиб? – спросила Степанида.
– Где? – прищурилась я.
– Слева, – уточнила профессор.
– Вроде, – кивнула я, – типа запятой.
– В нем корень проблемы, – объяснила Степанида, – такая особенность строения черепа есть лишь у нас, Гвоздевых. Если чужая генетика, то «запятой» не обнаружится.
– Валерьяны нет, остался настой пиона, – сказал Юра, появляясь в кабинете.
Степанида погасила подсветку снимка.
– Пион здесь не показан, загляни к Виолетте, в третье отделение.
Сын поспешил выполнить распоряжение, Степанида вынула пленку, уложила ее в пакет и спрятала в центральный ящик своего стола.
– Кстати, я вспомнила Владу Сергеевну, – неожиданно сказала она.
– Правда? – усомнилась я. – Вы никогда не жили на проспекте Мира.
– Зато снимали дачу в деревне Грибки, – засмеялась Степанида. – Влада жила с нами в одной избе. Довольно долгое время мы поддерживали близкие отношения. Она отличный человек немереной доброты. Но затем я занялась строительством центра, и связь между нами прервалась.
– Странно, что вы вчера об этом не вспомнили, – протянула я.
Степанида Андреевна склонила голову к плечу.
– Ну в этом виноваты вы. Завели речь о соседке с проспекта Мира. Я и ответила правду: мы живем в другом месте. Я никогда не называла директрису детдома по отчеству, и она для меня не Влада, а Лада. Отсюда и недоразумение.