Те же горы внизу, покрытые растительностью всех оттенков зеленого, желтого и красного, знакомая поляна перед входом в пещеры дуггуров, отдельно стоящие деревья, под которыми они дожидались появления Новикова с лошадьми. Все виделось как бы с двухсотметровой высоты, на которой он завис, слегка колеблемый воздушными потоками.
Удолин, так и державший в обнимку поперек туловища возвращаемого к родным пенатам пленника, уже почти коснулся земли.
— Бросай его, на хрен, и вверх! — заорал в звуковом диапазоне Шульгин, нутром почувствовавший смертельную угрозу. На ментальную речь переходить было некогда, да и вряд ли он был сейчас на это способен.
Все случилось, как бывает на войне. Самолет-разведчик снижается над вполне невинно выглядевшим местом, чем-то все же привлекшим его внимание, и вдруг из-под маскировочных сетей и прочих укрытий по нему начинают вовсю садить терпеливо ждавшие своего часа «Эрликоны».
Сейчас их роль исполнили согласованные по времени, но весьма разные по диапазону частот волновые удары, подкрепленные чем-то вроде банальных, сильно ионизированных энергетических лучей, очень похожих на бьющие в обратном направлении, от земли в тропосферу, молнии.
Точки базирования здешней ПВО Сашка засек сразу. При соответствующем настрое это не составляло труда, тем более, что сам он находился, по какой-то причине, вне зоны обнаружения. Был бы он на самом деле самолетом-штурмовиком, как бы славно накрыл сейчас цели сериями кассетных бомб!
Но увы! Даже обычных гранат он не прихватил, не говоря о чем-нибудь более солидном. Иринином блок-универсале, например.
Тело Удолина, выронившего свой груз, невероятным образом избежавшее прямых электрических попаданий, закувыркалось в воздухе, но взлетало при этом вверх, а не рухнуло на поверхность.
Шульгин в крутом пикировании рванулся на перехват, и одновременно ему вспомнилось кое-что из опыта поддержанных Замком проникновений в Сеть. Очень многое, бывает, удается вспомнить и сделать в критические моменты. Известный писатель и летчик-испытатель Марк Галлай писал, что, попав в неизученный тогда флаттер [54] , он не только спас самолет, но и успел догадаться, в чем суть этого явления. А по наблюдениям с земли, вся экстремальная ситуация длилась от силы двадцать секунд. Чтобы привести его догадку к математически формализованной теории, кабинетным ученым потребовалось несколько месяцев.
Вот и сейчас Сашка четко увидел координатную точку, место и вывод нужной ячейки Узла, кодовый сигнал, способный ее активизировать. Заодно и кое-какие практические советы, полученные им от Замка в одной из своих псевдосущностей, всплыли в памяти именно сейчас.
Наверняка опять начал сказываться эффект сочетанной работы трех сразу существующих в одном формате, но не совсем единых личностей. Совсем как в известной формуле «нераздельных и неслиянных».
Счет шел на миллисекунды, наверное, потому что стволы молний продолжали неторопливо двигаться вверх, ветвясь и нащупывая цель. Шульгин успел еще раз уточнить задачу, сосредоточиться и выбросить ориентированную на Узел мыслеформу. Сконцентрированную в объем булавочной головки и снабженную системой самонаведения.
Скорость мысли, как известно, неизмеримо превосходит скорость света. Молнии все еще пытались догнать профессора, а внутри Узла уже перемкнуло контакты.
Плюсы поменялись на минусы, всего лишь.
Подобного, пожалуй, не видел еще никто из ныне живущих.
Электроплазменные разряды, словно упершись в непреодолимую преграду, не исчезли, как принято, а замерли, и тут же втянулись сами в себя по прежнему направлению к исходной точке.
Тут и гром шарахнул, поскольку замыкание наконец случилось. Немыслимой силы гром, разнесшийся на сотню километров.
Невозможно представить, что произошло с установками, эти разряды произведшими. Если они были материальны и находились в этом же пространстве-времени, они должны превратиться в сильно перегретый пар и брызги кипящего обсидиана.
«Фергельтунгсваффе» [55] сработало, и этого достаточно. А сам Шульгин, как Ихтиандр, поднырнул в бушующих турбулентных потоках под бессмысленно крутящийся силуэт Удолина, точно, с первого раза ухитрился его подхватить и выдернуть все в ту же Серую зону. Весом и тяжелой, неживой инертностью он ничем не отличался от любого умирающего или совсем мертвого человека.
Так они и рухнули на ковер рядом со столом и камином в холле форта, из которого почти только что исчезли. В телесном виде, как сообразил Сашка, сдвигая вбок придавившего его сверху профессора и вставая на колени. Потому что его место за столом было свободно.
— Мать вашу…! — услышал он голос Новикова, окончательно врубаясь в реальность.
— Да это еще как сказать, — буркнул Шульгин, первым делом положив пальцы на сонную артерию Удолина. Пульсация имела место, причем — приличного наполнения.
— Живой, — с облегчением выдохнул Сашка и с удовольствием продолжил начатый другом сакральный фразеологизм.
— Гомеостат ему нужен? — Андрей, подскочив, уже засучивал рукав, чтобы отстегнуть браслет.
— Ну нацепи, хуже не будет, только тут травма, на мой взгляд, не соматическая…
Экранчик показал, что пациент действительно в физическом смысле здоров, «итем бовис», как облегченно констатировал Шульгин, что, по его мнению, на полузабытой институтской латыни означало — «как бык».
— А вот теперь бы я уж точно выпил, — доверительно сообщил он, соорудив для Удолина изголовье и подсаживаясь ближе к огню. — «Я говорил, и сейчас говорю — я не хотел ехать в Калифорнию» [56] .
— А чего же поперся? — невежливо спросил Новиков. — Без предупреждения, без подготовки…
— Интуиция! — со значением покачал Сашка перед его носом указательным пальцем. — Еще чуток, и разложило б нашего деда на молекулы. Нет, не на молекулы, — подумав, уточнил он. — На атомы…
После чего начал обстоятельно излагать суть случившегося, свои впечатления и предварительные выводы.
— Засада, значит? — удивился Ростокин. — Откуда же они могли знать, что кто-то из нас вернется?
— А ты б на их месте что делал? Все нормально — после первого налета на базу все системы ПВО приведены в готовность номер один. А сработали — на автомате. По ментаизлучению пленника. Пожалуй, именно так, — раздумчиво ответил Шульгин. — Я как раз тогда подумал, что сам по себе Удолин для них «невидимка». Тут и бахнуло…