– Грамотно место выбрал, – похвалил Егор Бекетова, когда они вернулись к себе. – Если что – выскочить успеем.
– Что – «если что»? – с интересом спросил Николай.
– Торпеда в борт или мина. Не слышал, что ли, про подводные лодки?
– Так те, как у нас писали, вроде английские и были?
– Мало что пишут. Да если и так. Тот раз английские, сейчас чьи-то другие могут объявиться. Кстати, неизвестно, под чьим флагом мы сейчас идём…
Они расположились за столом прямо напротив своих коек. Егор выложил из матросского парусинового чемодана литровую алюминиевую фляжку, кое-какую закуску на расстеленную газету. Все люди опытные, не англичане, чай. У всех привычный русскому человеку дорожный НЗ – копчёная колбаса, сало, сыр, крутые яйца, вместо хлеба – ржаные галеты, у братьев даже куры-гриль, зажаренные на кухне таверны перед самым отправлением. Имелись и консервы, но это уже совсем на крайний случай. Чай, сахар – само собой.
Народ, кто поопытней, привычнее к жизненным коллизиям, кроме самых слабохарактерных, уже разбивался на компании, знакомился, определялся, кто с кем будет дружить и «вместе кушать», – без этого нельзя. Одиночкам везде плохо.
Вдруг объявился неизвестно где пропадавший Слава Сотников, то бывший как бы «организатором» группы, а теперь объявивший, что назначен на весь переход старостой кубрика, и все возникающие вопросы и претензии следует решать только через него. Похоже, он не первый состав завербованных сопровождал – распоряжался умело, конкретно, при этом вежливо, пожалуй, даже уважительно. А попробовал бы иначе…
Сотников если и был русским, то местным уроженцем, акцент характерный ощущался. Он рассказал о распорядке дня, правилах поведения и безопасности, показал, где хранятся спасжилеты, каким образом выбегать на палубу, в какие шлюпки садиться. Всё, как положено.
– Наверх выпускать будете? – выкрикнул кто-то с другого конца стола.
– Обязательно. Завтра с утра. По очереди. На палубе всем сразу места не хватит.
– А какими-нибудь дисциплинарными правами ты располагаешь? – с места выкрикнул Юрий, входя в роль битого жизнью, слегка приблатнённого парня, которую решил исполнять хотя бы до прояснения обстановки.
– Какие права? – заулыбался Слава. – В карцер вас не посадишь, уже сидите. Гальюны драить и так и так придётся. Просто вот тут, – он достал из кармана бумажку, – я её сейчас на переборку наклею, перечислены все действия, которые на переходе не разрешены, и суммы штрафов за каждое. Чем вас ещё проймёшь? А на берегу баланс подведут, и к общей сумме аванса приплюсуют. Кормёжка тоже за плату, под запись, из судового матросского котла. Сытно и недорого. Имеется судовая лавочка – курево, даже выпивка, нитки-иголки и всё такое прочее. Как везде.
За курение вне специально отведённых мест, к примеру, – провел староста пальцем по строчке «прейскуранта», – штраф пять фунтов или двенадцать рандов. За дебош в пьяном виде – двадцать пять фунтов и ещё карцер, если с дракой и телесными повреждениями…
Бекетову показалось, что сказал он это с плохо скрываемым удовольствием.
– А стукачи, бывает, до конца срока не доживают. Закон… – пробасил весьма веско звучащий голос с одной из коек. Откуда – Юрий не заметил, но решил взять на заметку присутствие в команде такого «законника». Глядишь – и пригодится.
– Столкновение двух и более законных интересов, – рассудительно сказал староста, – называется «правовой коллизией». Постараемся находить разумные компромиссы. Зря стучать никто не будет, кому это нужно?
– Чтобы штрафов побольше намотать, – ответил тот же голос.
В положенное время машины загудели по-настоящему, пароход начало покачивать, и довольно ощутимо. Значит, вышли из устья Темзы в Северное море.
«Часов через четыре-пять, – прикинул Бекетов, – должны сворачивать почти на восемь румбов вправо, если правда в Атлантику направляемся…» Куда и зачем их могли повезти ещё, он не представлял, но с момента посадки на судно испытывал непреходящее чувство тревоги, вообще какой-то неправильности происходящего.
Большинство обитателей кубрика уже спали, день выдался длинный и нервный. Гулкий металлический объём заполнил многоголосый храп. Яркий свет погас, остались только синие плафоны у трапов, дверей и люков.
Бекетов с Егором легли головами друг к другу. Так можно перешёптываться, из-за работающих движков, прочих сопровождающих идущее судно звуков с трёх шагов никто ничего не услышит. Да и некому подслушивать, рядом и сверху свои.
– Не нравится мне это дело, – сказал старшина, будто угадав настроение Юрия.
– И мне не особенно. Только паниковать рано.
– А кто паникует? Присмотреться надо. Давай прогуляемся. В гальюн давно пора, покурим, перетрём…
– …Я так соображаю, – говорил Егор, опершись спиной о переборку и посматривая в коридор, – везут нас на военном транспорте. С военной командой. Вопрос – почему и зачем?
– Это как раз не первый вопрос. У англичан с юасовцами тесный комплот, те до сих пор британского короля за главу государства признают, а собственный премьер – только глава правительства. Договора имеют о дружбе и взаимопомощи, вполне могли на попутный транспорт нашу бражку принять. Опять же, откуда мы знаем, чья это коробка? Может, как раз южноафриканская. Мне другое не нравится – обращение. Похоже, будто мы в Иностранный легион записались. Пока начальники ведут себя прилично, а в океан выйдем – объяснят, что почём. И куда денешься?
– Слышал я про такое. В натуре, завербованных переселенцев по-другому возят. Пусть хуже, но посвободнее. Никто бы в низы с палуб не загонял, что я, не знаю, что ли? И двери все задраены. Будто и вправду война.
– Вот-вот. Мне Хэмптон на что-то намекал. А если война – то с кем, кроме как с Россией? То-то и оно. И зачем мы в этом случае англичанам?
– Ладно, хватит самих себя заводить, – бросил окурок в железную коробку с песком Егор. – Давай лучше здесь оглядимся. Ты на подстраховке, а я полезу… – он указал на малоприметную овальную крышку люка между последней кабинкой гальюна и траверсной переборкой. – Как я соображаю, за ней коффердам [107] . Куда-нибудь он выведет, – и вытащил из кармана цилиндрический аккумуляторный фонарь в герметичном корпусе. На память со службы старшина прихватил. Бекетов знал, что светить такой фонарь может часов десять. И от судовой сети с почти любым напряжением подзаряжается.
– Сходи, поаккуратнее только.
Кому же ещё, как не трюмному старшине, разбираться, как и куда можно проникнуть по стальным лабиринтам, неизвестным даже большинству судовой команды.