— Конечно, нет. О, Гарри, я так счастлива, так рада за вас обоих! — У нее на глазах тоже появились слезы.
Тана пригласила друга выпить и отметить событие. Он явился через пять минут, выглядел усталым, но гораздо более счастливым, чем обычно. Было странно наблюдать за ним, слушать его, когда он рассказывал, как будто это был первый в мире ребенок, а Аверил была просто чудом. Тана почти завидовала им и в то же время ощущала зияющую пустоту в глубине души, как будто эта ее часть существовала отдельно, будто была отодвинута куда-то. Словно она слушала кого-то, говорящего на чужом языке, и безмерно восхищалась им, но совершенно не понимала смысла. Она была в полном смятении и все-таки думала, как это для них прекрасно.
Он ушел в пять утра, и она поспала около двух часов перед тем, как приготовиться к слушанию в суде, снова вернувшись к делу. Оно тянулось более трех недель, а присяжные девять дней не могли вынести решение после героических усилий Таны. И когда они наконец появились, она победила. Обвиняемый был осужден по всем пунктам, и хотя судьи отказались вынести смертный приговор, преступник получил пожизненное заключение, и в глубине души Тана была рада. Она хотела, чтобы он заплатил за все, что сделал, хотя его заключение в тюрьму и не воскресит девочку.
Газеты отметили, что она провела дело блестяще, а Гарри испортил ей настроение, подшучивая над ней, называя крутой девчонкой, когда она пришла к ним в Пьемонт взглянуть на ребенка.
— Ладно, ладно, хватит. Вместо того чтобы открывать по мне зенитный огонь, лучше дайте мне взглянуть на сотворенное вами чудо!
Тана приготовилась к ужасной скукотище и была приятно поражена, увидев, как прелестен ребенок. Все у него было таким крошечным и совершенным, что она заколебалась, когда Аверил вознамерилась вручить младенца ей.
— О господи… Я боюсь сломать его пополам!
— Не дури! — Гарри легко сгреб ребенка у жены и плюхнул его в руки Таны, а она сидела, уставившись на него, абсолютно очарованная его прелестью, и когда отдала малыша обратно, ощутила какую-то утрату и оглядела их всех почти с завистью, так что, когда она ушла, Гарри торжествующе заявил Аверил:
— Думаю, мы ее достали, Эйв!
И в самом деле, Тана очень много думала о них той ночью, но на следующей неделе у нее снова появилось дело об изнасиловании, а затем и два крупных дела об убийствах. А потом была потрясающая новость, о которой Гарри с торжеством сообщил ей по телефону. Он не только получил право адвокатской практики, но ему еще предложили работу, так что он не мог дождаться, когда к ней приступит.
— Кто тебя нанял?
Тана была очень рада за него: столько трудов он положил, чтобы добиться этого. И тут Гарри рассмеялся:
— Ты не поверишь, Тэн! Я собираюсь работать государственным защитником.
— Контора государственной защиты? — Она тоже развеселилась. — Значит, я буду вести свои дела против тебя?
Они вместе пошли пообедать, чтобы отметить событие, и все разговоры были только о работе. Замужество и дети — последнее, о чем она думала. А затем она заметила, что пролетел остаток года и новый уже наступает на пятки с новыми выступлениями в суде по делам об убийствах, изнасилованиях, разбойных нападениях и других преступлениях. Только один-два раза они столкнулись с Гарри в одном и том же деле, но всегда, при малейшей возможности они встречались за обедом. Он уже два года проработал в конторе государственной защиты, когда сообщил ей, что Аверил опять беременна.
— Так скоро? — поразилась Тана. Казалось, Гарри-сон Уинслоу Пятый только что родился, но Гарри улыбался.
— В следующем месяце ему будет два, Тэн.
— О господи! Неужели? — Она не часто его видела, но все равно это невозможно. Ему будет два! Непостижимо. И ей уже двадцать восемь, что само по себе не так уж знаменательно, просто все происходит так стремительно. Кажется, только вчера она ездила в «Грин-Хиллз» с Шарон Блейк, долго прогуливаясь с ней в Йолане. Только вчера, когда Шарон была еще жива, а Гарри мог танцевать.
На этот раз Аверил родила девочку с крошечным розовым личиком, маленьким ротиком совершенной формы и огромными миндалевидными глазами. Она была как две капли воды похожа на своего дедушку, и Тана ощутила странный толчок в сердце, когда увидела девочку, но опять же было не похоже, чтобы она сама могла совершить нечто подобное. Так она и сказала Гарри за обедом на следующей неделе.
— Но почему нет, помилуй бог! Тебе только двадцать девять… будет через три месяца, — он посмотрел очень серьезно. — Не упусти время, Тэн. Это единственное в жизни, что имеет для меня значение, единственное, о чем я в самом деле беспокоюсь, — мои дети и моя жена.
Тана была шокирована таким заявлением. Она-то полагала, что его карьера была для него всего важнее, а затем еще больше поразилась, когда услышала, что он собирается отказаться от работы государственным защитником и заняться частной практикой.
— Ты серьезно? Но почему?
— Потому что мне не нравится работать на чужого дядю и мне надоело защищать этих ублюдков. Они все совершили эти преступления, даже если и клянутся, что не делали этого, или, во всяком случае, большинство из них. Меня просто тошнит от всего этого. Пора все изменить. Я собираюсь стать партнером одного знакомого адвоката.
— А тебе это не наскучит? Обычные гражданские дела? — У нее это прозвучало как нечто заразное, и он, расхохотавшись, покачал головой.
— Нет, мне не надо такого воодушевления, как тебе, такой страсти, Тэн. Я не смог бы нести такой крест, как ты это делаешь ежедневно, изо дня в день, изо дня в день. Я восхищаюсь тобой, но сам буду абсолютно счастлив, имея небольшую спокойную практику и Аверил с детишками.
Гарри никогда не был тщеславен и довольствовался настоящим положением вещей. Тана почти завидовала ему. Ее же сжигал какой-то более мощный огонь. Это было то, что Мириам Блейк усмотрела в ней десять лет назад, и это до сих пор сидело в ней. Оно требовало все более сложных дел, перекрестных допросов, постоянно искало все более тяжелых испытаний. Ей особенно польстило, что в следующем году она была включена в список комиссии из прокуроров, которые встречались с губернатором для решения сложных вопросов, влияющих на криминальные процессы по всему штату. Этой работой занималось полдюжины юристов, все, кроме нее, мужчины: двое из Лос-Анджелеса, двое из Сан-Франциско, один из Сан-Хосе, — и это была, как она полагала, самая интересная неделя в ее жизни. Тана находилась в постоянном возбуждении. Прокуроры, судьи, политики заседали далеко за полночь, и когда она добиралась до постели, то бывала настолько взбудоражена этими разговорами, что не могла заснуть еще часа два. Она лежала без сна, снова и снова все переосмысливая.
— Не правда ли, интересно? — сидящий рядом прокурор склонился к ней и заговорил приглушенным голосом. В этот день они слушали обсуждение губернатором проблем, о которых она накануне спорила с кем-то из присутствующих. Он занимал точно такую позицию по этим вопросам, что и она, и ей захотелось встать и поприветствовать его.