– Невероятно, правда? А на самом деле её скорей всего зовут Дорис Пибоди.
Седина сжала губы. Её нисколько не интересовало имя последней пассии Доминика! Но ей было интересно узнать, каким образом ему удалось получить эту информацию. Добровольно Ванесса не сказала бы ему даже который час.
– Так что ты сделал, чтобы узнать это? – сухо спросила она. – Выкрутил ей руки? Заставил силой? Почему же Ванесса не выставила тебя из дома?
– Это не в моих правилах, дорогая. – От его бархатного с хрипотцой голоса по спине у неё побежали мурашки, и, придя в раздражение от того, что он по-прежнему волновал её, она, напомнив себе, как она его ненавидит, решила сразить его наповал:
– Ты предпочитаешь шантаж, не так ли?
Я чуть было не забыла.
– Осторожнее в выражениях, дорогая. – Но чувствовалось, что её слова не рассердили его, скорее позабавили, как будто вся эта история была для него чем-то вроде шутки – так, приятное развлечение. Когда он продолжил, в голосе его слышалось равнодушное презрение:
– Скажем так: я убедил её, что отказывать мне в моей просьбе нельзя, и она сообщила мне все что нужно.
Можно было только гадать, что он имеет в виду, подумала про себя Селина. И снова закрыла глаза. Она вдруг почувствовала необыкновенную усталость – сказывалось напряжение последних дней. Она была не в состоянии продолжать этот ближний бой: он выматывал её, путал мысли. Когда они приехали в его загородный дом, она все ещё чувствовала себя сбитой с толку, готовой заплакать. А ведь для того, чтобы держать его на расстоянии, ей понадобится много энергии, вся её сообразительность. И когда ей вот так необходимо были сила и решительность, они-то её и оставили.
– Ты, должно быть, смертельно устала сегодня, лапочка?
Вероятно, свет наружных фар помог ему заметить то огорчение, которое она старательно прятала под маской равнодушия. Его голос и звучащее в нем участие чуть не заставили её почти поверить в то, что его действительно волновало её состояние. Но она отбросила эту глупую мысль и отказалась от его поддержки, когда он обнял её за талию: в голосе её вновь зазвучали воинственные нотки, спина выпрямилась, и она прямой походкой прошла в комнату, где уже была ранее.
– Давай выясним одну вещь, – заявила она, поворачиваясь на высоченных каблуках к нему лицом. – Возможно, тебе удалось добиться того, что я не могу теперь оставаться в Лоуер Холле, но я не собираюсь оставаться и здесь. Мне нужно только кое-что сказать тебе, а потом ты отвезёшь меня в городскую квартиру Мартина или я вызову такси. Мне все равно как.
– В мою городскую квартиру, – напомнил он, и взгляд его стал жёстче – Ты забыла, что Мартин уже не является её законным владельцем?
– Тогда в гостиницу! – быстро нашлась она, все в ней говорило о том, как сильно она его ненавидит – Или ты и на этот раз прибегнешь к шантажу, чтобы задержать меня здесь?
По дьявольскому блеску в его хитрых глазах она поняла, что совершила ошибку. Преподнесла ему на тарелочке идею, что надо делать. Не проболтайся она, может, он и не додумался бы до этого сам!
Как же она презирала себя сейчас, – уголки её рта опустились, глаза закрылись, чтобы не видеть этот мир, который неожиданно так исказился и в котором она уже не была хозяйкой своей судьбы.
Когда его губы страстно прижались к её губам и она с позорной неотвратимостью покорилась им – не отталкивала его, более того, ей даже в голову не приходила такая разумная мысль, – она издала слабый стон. Чуждый ей ещё недавно мир вдруг отступил, и вокруг не осталось ничего, кроме захватывающих и дразнящих прикосновений его тёплых и ласковых губ.
Ощущения были настолько волнующими, что ноги её ослабли и были не в состоянии удерживать её тело, поэтому медленно И с плавной грацией она обвила его шею руками. Потом его руки обняли её, все сильнее притягивая её размягчённое тело к своему, возбуждённому и твёрдому, а язык ласкал её приоткрытые губы, дразня уголки рта, пока она не раскрыла его шире, почти рыдая и прося его войти во влажные медово-сладкие глубины.
Когда же его язык наконец оказался там, мир для неё разлетелся вдребезги, превратившись в яркий калейдоскоп чувственных ощущений, пробегавших сладострастным огнём по её телу и обжигая кончики нервных окончаний. У неё закружилась голова, казалось, она плавится, но какой-то неведомый и сильный голод заставлял её теснее прижиматься к его телу, тереться бёдрами о его возбуждённую твердь, а её язык вести сладострастную дуэль с его языком.
И вдруг темнота – он оттолкнул её, произнеся короткое ругательство, оторвал обвивавшие его шею руки, и отставил её на расстояние вытянутых рук.
Её затуманенные золотистые глаза вопрошающе всмотрелись в сверкающий блеск его сощуренных глаз и увидели в них презрение, от которого у неё в жилах застыла кровь, потом она перевела непонимающий взгляд на напряжённо сжатые губы, которые только что так искусно и страстно целовали её.
Она в недоумении отступила назад, попыталась собраться с мыслями, но ничего не понимала. Её тело было подобно минному полю, таившему столько невысвобожденных желаний. Отку да-то издалека она услышала его спокойный голос:
– Я провожу тебя в твою комнату. Если тебе приходится делить со мной кров, это совсем не значит, что ты должна делить со мною и постель. – Он подхватил её дорожную сумку и направился к двери, жестом показав, чтобы она следовала за ним. – Может, ты хочешь освежиться, пока я буду готовить ужин.
Безумие! Полное безумие, Зазеркалье. Селина в замешательстве шла за ним. Наконец он открыл дверь в комнату, которая, видимо, была предназначена для гостей, и начал что-то объяснять, но она словно оглохла и после его ухода продолжала стоять, тупо уставившись в пространство.
В её теле ещё бушевали желания, которые он так легко разбудил, поэтому она стиснула зубы, стараясь подавить их. Адам то целовал её так, будто не мог ею насытиться, то вдруг оттолкнул, оскорбительно бросив, что ей не обязательно делить с ним постель, глядя на неё при этом так, словно она была недостойна даже презрения. Почему?..
Наконец Седина, желая вывести себя из состояния сексуального возбуждения, оставила попытки разобраться в том, что произошло, и начала нервно ходить по комнате.
Так, наверное, выглядит комната в первоклассном отеле – красивая, но бездушная, обставленная лучшей современной мебелью, шторы и ковёр не бросаются в глаза своей роскошью, но, по всей вероятности, сказочно дорогие. Ванная от пола до потолка покрыта дымчатыми зеркалами, все предметы в ней сделаны из темно-бордового фарфора, а на белом мраморном полу стоят пышные зеленые папоротники в белых китайских вазах. Невольно у неё вырвалось восхищение этим великолепием.
Она вернулась в спальню, сбросила свои красные на высоких каблуках туфли, повесила пальто в длинный на всю стену шифоньер и расстегнула молнию на платье. Вещи она собирала в спешке, не раздумывая. Она вытащила из сумки короткую и облегающую прямую юбку чёрного цвета, зеленоватую шёлковую блузку и ночную рубашку довольно легкомысленного фасона.