– Мы с мужем не привыкли получать ни от кого помощь. Ужасно неудобно, но отказаться от такого предложения нет сил – столько лет нигде не были. Я просто одичала, скоро людей начну бояться.
Квартирка Лидии, маленькая, темная, пропахшая лекарствами, не была похожа на обитель богатой старушки. Зато больная, капризная и желчная, тут же принявшаяся поносить невестку за то, что та решила отдохнуть, полностью соответствовала моему замыслу. Велев Лиде паковать чемодан и пообещав привезти в понедельник сиделку, я поехала к Авроре Михайловой.
Рекомендованная помощница выглядела лет на сорок. Смуглая, черноволосая и черноглазая, медсестра совершенно не походила внешне на Розу Седых. Но они были из одной армии еще довольно молодых женщин, воспитывающих в одиночку детей и стойко борющихся за финансовое благополучие.
Извинившись за беспорядок, Аврора извлекла из буфета «парадные» кофейные чашки, и мы приступили к переговорам.
– Хочу, чтобы жили при больной. Целый месяц никого не будет, я стану только звонить. Предупреждаю сразу: тетушка очень богата, после ее кончины ожидается солидное наследство. Но при этом пожилая дама безумно скупа. Не удивляйтесь, что у нее дешевое постельное белье, маленькая квартирка, самая простая мебель. Это не от бедности, а от патологической жадности. К тому же старуха отвратительно капризна.
Михайлова понимающе закивала головой.
– Умею обращаться с такими, становятся паиньками. Многим просто нравится истязать родственников, а с чужим человеком предпочитают не спорить.
Плату Аврора брала понедельно. Договорились о финансовой стороне, женщина размешала кофе в чашке и сказала:
– Окончательное решение сообщу, когда увижу вашу тетку. Сейчас не могу сразу твердо определить, сколько времени понадобится. Иногда месяц, реже – больше. Но делать тотчас не буду – и вам, и мне не нужны неприятности, все должно идти естественно.
Я уставилась на нее во все глаза. Ничего не понимаю! Но медсестра истолковала мое изумление по-своему и поспешила сообщить:
– Платы вперед не надо, всю сумму только по завершении, но, повторяю, сначала посмотрю на больную.
Договорившись, что Аврора в понедельник явится на работу, я отправилась домой.
Бывают такие счастливые семьи, в которых целый день тихо. Родители никогда не ругаются, дети вежливы, бабушки заботливы и не требуют внимания. Все разговаривают друг с другом ласково, и события случаются только приятные: свадьбы, крестины, дни рождений. К таким людям редко приезжают погостить родственники, и у них не случается неприятностей с налоговой полицией. И с любой милицией вообще.
Как только я открыла свою дверь, на меня вывалился ворох новостей. Итак, Ванька кашляет, а Анька чихает. Аркадий уронил на гипс банку варенья, Марта Игоревна уже целый час ищет по всему дому брошь. К тому же Хучика стошнило в гостиной, и следует оплатить целый ворох квитанций за междугородные переговоры…
– Вы ужинали? – только и смогла я в ответ спросить Зайку.
– Садимся.
В столовой уже рассаживались за гигантским столом. Маня гневно вопрошала брата:
– Почему устроился на моем месте?
– Здесь удобнее, положу ногу на стул.
– А я где сяду?
– Маня, – возмутилась Наталья, – уступи больному.
– А мне когда уступят? – пошла в атаку воинственно настроенная дочь.
– Сломаешь ногу, уступлю, – хихикнул брат.
– Мама, – завопила Маруська, – он желает, чтобы я попала под автобус и переломала руки и ноги.
– Ничего не понимаю, – трубно возвестила вплывающая в столовую вдова, – вчера сняла кофту и ясно видела на воротнике брошь. Кстати, не копеечная штучка, настоящий антиквариат. Кто мог взять?!
– Хватит, – попыталась успокоить страсти Наталья, – садитесь, баранина стынет.
– Фу, опять баранина, – пробормотала Зайка, – и еще салат из омара с майонезом. Кто заказал на ужин такое жуткое сочетание?
Я предпочла отмолчаться. Ну, чем им плохи ягненок и омары? Завтра получат манные биточки и овсяный пудинг, привереды.
Кое-как обозленные домашние разместились за столом и принялись поедать мясо. Но тут приотворилась дверь, и в столовую вошел Хучик. С видом умирающего песик проковылял в самый центр комнаты, растопырил лапки, наклонил крупную голову и принялся издавать жуткие звуки. Федора Ивановича тошнило.
– Ирка, – заорала Наталья, – убери отсюда собаку.
– Ну и вонища, – оповестила Маруся, – Хучик, наверное, крысу съел.
– Если не прекратите, – обозлился Аркадий, – сейчас и меня стошнит.
Дверь опять тихонько приоткрылась, на этот раз пошире.
– А это идет Банди, чтобы покакать к чаю, – захохотала Маруся.
Не успели мы наорать на нее, как дверные створки распахнулись, и на пороге возникла удивительная троица – Казик, Сонька и Левка.
– Вот и шведская семья явилась, – под нос буркнул Аркадий, но я все равно услышала и пнула сына ногой под столом.
Супруги поддерживали Левку. Бывший муж практически висел между ними. Ноги его подгибались, глаза смотрели бессмысленно. Судя по всему, Арцеулов напился в стельку. Новицкие без слов плюхнули ношу на диван. В ту же секунду раздался истошный Левкин визг. Кинувшаяся на помощь Маня опрокинула бутылку с кетчупом прямо на многострадальную ногу брата. Тут уже заорал и Аркадий. На крики принеслись кухарка, Ирка и пившая с ними вместе кофе Серафима Ивановна.
– А ну тихо! – не выдержала я, подошла к Левке и спросила: – Что вопишь?
Мужчина не отвечал, а только тыкал пальцем куда-то в диван. Мы велели ему встать и увидели, что в седалище страдальца торчит пропавшая брошка.
– Лева, – возмутилась вдова, – как ты мог взять украшение да еще воткнуть его в такое неподходящее место?
С этими словами она быстренько подскочила к бывшему зятю и выдернула из его довольно объемной филейной части антикварную вещицу. Левка взвыл, на брюках проступила капелька крови.
– Вытрите с ноги кетчуп, – взмолился Аркадий.
Зайка старательно принялась промокать красную жижу, но та размазывалась по гипсу.
– Есть способ получше, – предложила сообразительная Маня и завопила: – Банди, сюда!
Мирно спавший во время всей этой катавасии пит быстренько подбежал на зов. Маня ткнула его мордой в Кешкин гипс: