– Гвозди вытащим, – бодро пообещал прозаик, – но к дантисту идти придется.
Через пару минут повеселевший Александр Михайлович радостно накинулся на тосты, масло и джем. Его взгляд упал на Жюли, которая мирно спала на диване.
– Как она потолстела, – удивился Александр Михайлович.
– Хучик постарался, – сказала я и, видя, что до полковника не доходит, пояснила: – Ждем прибавления семейства. Мать перед тобой, а счастливый отец – Федор Иванович.
Александр Михайлович ахнул:
– А щенков куда?
Я пожала плечами:
– Твой пес набезобразничал, тебе и отвечать. Хочешь, вешай на работе объявление или раздавай в патрульной службе. Одного можно в Бутырку пристроить на должность тюремной собаки.
Полковник поперхнулся:
– Скажешь тоже, да меня засмеют.
– Тогда остается только один выход.
– Какой?
– Встанешь на Тверской около ресторана «Макдоналдс» с корзинкой в руках и будешь предлагать всем желающим щеночка из приличной семьи. Хотя нет, не подходит, тебя живо заберут в милицию, оправдывайся потом, что сам полковник. Скажи, у вас ведь есть картотека условно-досрочно освобожденных?
– Конечно.
– Позвони трем-четырем уголовникам. Навряд ли откажут тебе, возьмут щенков. Много одалживаться не придется. Едва ли Жюли родит больше девяти штук.
У Александра Михайловича пропал аппетит. Я радостно отметила, что приятель не стал доедать надкушенный тост, и добавила:
– Хотя, если поможешь мне, возьмусь за устройство Хучиковых детей сама.
– Что ты хочешь? – конкретно осведомился несчастный приятель.
– Позвони в банковское отделение на улице Коминтерна и попроси показать счет одного из их клиентов.
– Ну ты даешь! – возмутился друг. – Разве это так делают? Нужна специальная санкция, бумажка с печатью. И кого ты собралась проверять? Опять в детектива играешь?
– Вовсе нет. Просто дала в долг крупную сумму, а должник не возвращает, говорит – денег нет. Хочу проверить.
Александр Михайлович молчал. Конечно, не поверил ни одному моему слову, все-таки не идиот. Но перспектива стоять в центре Москвы с корзинкой копошащихся в ней щенков, когда мимо на патрульной машине поедут коллеги, ужасала. И он точно знал, что если не поможет мне, то через некоторое время станет обладателем семи-восьми мопсотерьеров. В конце концов полковник промямлил:
– И где только шантажу обучилась! Ладно, попрошу одного знакомого, частным образом. Скажи фамилию владельца счета.
Ишь, хитрец. Но я все равно хитрее.
– Розалия Медых.
Александр Михайлович вздохнул и потянулся за телефоном. Надеюсь, Роза хранила деньги в банке возле дома.
В отделение банка я понеслась, как только мой приятель уехал. Симпатичный молодой клерк, чуть старше Аркадия, встретил крайне предупредительно.
– Добрый день. Вы от полковника?
Я важно кивнула головой и подумала: «Интересно, из какой неприятности вытащил тебя Александр Михайлович?»
Служащий тем временем включил компьютер и через пару минут сказал:
– К сожалению, в картотеке нет клиентки Розалии Медых.
– Как вы сказали, Розалия Медых? Очевидно, плохо расслышали по телефону имя. Меня интересует Роза Седых.
– Ох уж эти телефоны, – посетовал парень, щелкая клавиатурой, – усовершенствуют, усовершенствуют, а слышно плохо. Пожалуйста, Роза Седых имела в нашем банке два счета.
– Два? Возможно такое?
– Запросто, хоть десять заводите, если есть что класть. Седых использовала один счет как накопительный, а другой был обычный.
– Не понимаю.
– На один счет клиентка только вносила суммы. Смотрите. Открыла карточку восемнадцать лет тому назад и положила десять тысяч рублей, еще тех, советских. Потом через какое-то время, как раз накануне обвального повышения цен, сняла всю сумму. Очень вовремя. Ничего не потеряла в отличие от других. Как только разрешили открывать валютные счета, Седых внесла пять тысяч долларов и на протяжении довольно длительного времени вносила каждый месяц одну сумму – двести долларов. Три раза вложила по две тысячи долларов. С этого счета деньги не брала никогда, тут накопилась приличная сумма. А вот на втором счете другая картина. Постоянно вкладывались и снимались деньги. Смотрите: триста рублей внесено – двести снято; семьсот рублей прибыло – шестьсот убыло.
– После смерти владелицы кто получит ее деньги?
– Сейчас проверим. Вот, видите, завещательное распоряжение: сын Никита Седых. Но он не заявлял о своих правах.
Я подумала, что Кит мог и не знать о материнской кубышке. Сколько там у нее накопилось? Двадцать три тысячи без процентов. Совсем неплохо для скромной медсестры.
Ладно, все понятно. Десять тысяч, положенные восемнадцать лет назад, – деньги, вырученные за проданную дочь и дальнейшее молчание. Каким образом Роза узнала через несколько лет, что ее дочь отдали Нелли Резниченко? Думаю, что все договоренности осуществлялись через доктора Коня, скорей всего и деньги передавал он. Хотя…
– Можно узнать, откуда на счет поступают средства? – поинтересовалась я.
– Очень просто. Так, проверим. Ну и ну, Седых необычный клиент.
– Почему?
– Все суммы накопительного вклада, кроме первой, делала наличными, крайне странно. На другой счет деньги поступали переводом из разных мест.
– Если бы Роза Седых захотела узнать, откуда взялись десять тысяч, она смогла бы это сделать через несколько лет?
– Конечно, мы исправно храним документацию. Сейчас выясним.
Через пятнадцать минут передо мной лежало первое вещественное доказательство связи Розы и Владимира. Деньги поступали со счета господина Резниченко.
Ясно. У медсестры возникли какие-то подозрения, и она просто узнала, кто перевел деньги. Может, взыграли материнские чувства, пошла посмотреть на брошенную дочь и узнала в приемной матери женщину, делавшую криминальный аборт у Носорога. Благодатная почва для шантажа. Двести долларов платила ежемесячно Нелли. Сумма вполне подъемная для обеспеченной жены стоматолога. Три взноса по две тысячи – от Петровой, Бернстайн и Ромовой. Мелкие суммы на второй карточке – зарплата медсестры и тот кусок прибыли, которым с ней делилась Надя. Надо сказать Киту о вкладе.