Неожиданно я заснула и проснулась только около одиннадцати. Дома никого не было. Попив в одиночестве кофе и поиграв с близнецами в козу, я решила поехать к стоматологу и поставить многострадальный штифт.
Владимир сам принял меня. Усадил в белое кресло, сунул в рот зеркальце и онемел.
– Что это?
– Временный зуб!
– Кто вам ставил такое?
Я рассказала врачу о Матрене Ивановне и клее для ногтей. Дантист схватился за голову.
– Как теперь отдирать данную конструкцию? И ведь держится как влитой.
– Может, оставить так, пока сам не выпадет?
– Невозможно. Совершенно противоестественно ходить с приклеенным кукольным зубом во рту. Как можно быть такой идиоткой и согласиться на подобный эксперимент?
– Очень раздражала дырка, – принялась оправдываться я, – а жвачка без конца выпадала, страшно неудобно.
– Неудобно, когда в голове только одна извилина, да и то та, которая делит мозг на два полушария, – парировал Владимир, запихивая мне за щеки комочки противной ваты.
Лишенная возможности говорить, я вынуждена была пассивно слушать врача.
– Не встречал большей идиотки, абсолютная безмозглость, – кипятился стоматолог, протягивая стакан с водой, – эка невидаль, дырка. Можно подумать, что на вас все смотрят, да с вашими данными дырка погоды не сделает, не Мерилин Монро.
Я обозлилась до крайнего предела и выплюнула отвратительную вату. Все, хватит, издеваться над моей внешностью разрешаю только домашним. Сейчас объясню, кто из нас больший дурак:
– Кстати, теперь мне отлично известно, какая девушка убила Нелли и почему вы ее покрываете.
За ширмой в углу кабинета послышался звон упавших инструментов, потом оттуда медленно вышла Ева. Лицо девочки было иссиня-белым, резко удлинившийся нос торчал, как сломанная ветка. Ева сделала несколько шагов и уселась на круглую табуретку, глядя на меня во все глаза.
– Здравствуй, детка, – смущенно пробормотала я. – Папе помогаешь?
Ева затравленно кивнула головой. Да что с ней случилось сегодня? Владимир подошел к дочери:
– Тебе, с твоей аллергией, не надо долго сидеть в кабинете, поезжай домой.
И он буквально вытолкнул ребенка в коридор. Потом велел мне открыть рот и принялся орудовать бормашиной. К моему удивлению, было совершенно не больно, только от жуткого звука делалось страшно. Наконец манипуляции закончились, и стоматолог торжественно поднес к моему лицу зеркало. Надо признать, дело он знал. Вставной зуб выглядел потрясающе настоящим. Пока я радостно оглядывала обновку, дантист вымыл руки и сказал:
– Даша, не выдумывайте тайн, где их нет. Нелли напилась и упала из окна, очень прошу, оставьте мою семью в покое, вы не милиционер, а просто любопытная баба. Не скрою, ваша семья мне симпатична, но не хочется становиться объектом любительского расследования. Пожалуй, следует сообщить о вашей неуемной активности полковнику.
Я онемела от негодования. Ну, хладнокровный негодяй, погоди. Это я пойду завтра к полковнику и выложу всю информацию, посмотрим, как ты завертишься.
Словно подслушав мои мысли, Владимир усмехнулся.
– Чтобы обвинять человека, следует иметь вещественные доказательства, улики. Иначе обвинения выглядят клеветой. Так-то.
Он продолжал нагло улыбаться. Я не выдержала:
– Есть улики, и весьма серьезные. И правда, следует идти к полковнику!
С этими словами я встала и быстрым шагом вылетела из кабинета.
К ужину неожиданно приехала Ева. Девочка принесла очередное задание по французскому. Пришлось заниматься почти до десяти. Дома практически никого не было, и мы сели ужинать вчетвером: Кеша, Зайка, Ева и я. Остальные отказались пить чай на ночь и разошлись по спальням. Я же в особенности хорошо засыпаю после чашки кофе. Было уже поздно, и я предложила Еве остаться на ночь.
Ароматный черный кофе почему-то показался особенно горьким, и я насыпала в чашку еще две ложечки сахара. Размешала и с наслаждением выпила. Слегка закружилась голова. Минут через десять глаза стали слипаться, рот раздирала зевота. Погрешив на магнитную бурю и связанные с ней скачки давления, я попрощалась с Евой и пошла спать.
В спальне на кровати самозабвенно дрых под одеялом Федор Иванович. Последнее время мопс полюбил спать со мной, причем делал он это весьма оригинально. Стоило уютно устроиться на животе и смежить веки, как Хучик, напряженно сопя, влезал с головой под одеяло и сворачивался тугим клубочком на антифасаде. Сбросить спящего мопса непросто. Подкинутый в воздух, он меланхолично шлепался на прежнее место, спихнутый ударом в бок – упорно лез назад. Стоило жертве повернуться на спину, как Федор Иванович оказывался на животе. Вот и сегодня, не успела я блаженно закрыть глаза, как на моем заду принялся устраиваться мопс. Бороться с ним сил не было, спать хотелось смертельно.
Я проснулась от дикого собачьего визга и ощущения укуса. Зажгла свет и обнаружила пытающуюся убежать из комнаты Еву. Девочка почти выскочила в коридор, но столкнулась с прибежавшей на визг из соседней комнаты Машей.
– Что случилось? – недоуменно спросила дочь.
– Не знаю, – ответила я, откидывая одеяло.
Хучик вел себя странно. Беспрестанно визжа, собачка пыталась сесть, но задние лапки не слушались, висели как перебитые.
– Господи, – выдохнула прибежавшая на шум Зайка. – Кешка, смотри, его парализовало.
Наташка взяла на руки замолчавшего Хуча.
– А это что? – спросила Кока, наклоняясь.
В руках у женщины заблестел шприц.
– Мать, – строго сказал Аркадий, – что колешь?
– Ничего, никакого шприца в спальне не было.
– Где Ева? – неожиданно поинтересовалась Маня и выбежала в коридор.
– Черт-те что, – резюмировала Наташка, и тут снизу послышались звуки драки и крики. Мы гурьбой кинулись в холл. У входной двери боролись девочки: одетая в пальто Ева и Маня в пижаме. Более толстая и сильная Машка явно побеждала. Она села верхом на противницу и кричала:
– А ну, говори, зачем полезла ночью со шприцем в мамину спальню!
– Маня, прекрати, – сказал Аркадий.
– Нет уж, – возразила сестрица, слезая с Евы, – пусть сначала объяснится.