– Жуткая мигрень разыгралась, – ответила домработница, – приняла две таблетки снотворного. Знаете, как проглочу радедорм, вечно дрыхну как убитая.
Стало понятно, почему она не выглянула на шум. Оказалось, что катавасию не услышал и Тема.
– Сплю крепко, пушкой не разбудить, – сообщил он.
– Надо же, – восхитилась Зайка, – просто завидно. Просыпаюсь от любого звука. А Серафима Ивановна слышит любой шорох из кроваток близнецов, но на все прочие звуки совершенно не реагирует. Сейчас удивляется на кухне, что не проснулась.
«Да, – подумала я, – останешься одна с прислугой, и убьют за милую душу. Одна снотворным объедается, нянька только на детей реагирует!»
Около двух позвонил Александр Михайлович и велел никуда не уезжать, а ждать его приезда. Нечего и говорить, что мы покорно уселись в гостиной. Полковник примчался на машине с включенной мигалкой.
– К чему такой шум? – недовольно сказала Наташка.
– Сейчас узнаете, – пообещал Александр Михайлович и потребовал кофе.
– Мы думали, ты при исполнении, – съехидничала я, – и не приготовили кофе.
Полковник пропустил шпильку мимо ушей и проговорил:
– Все здесь? Чудесненько, слушайте внимательно.
Оказалось, что всю ночь и большую половину утра бригада допрашивала сначала Еву, а потом спешно вызванного Владимира.
– Разве можно допрашивать ребенка ночью? – изумился Лев.
– Ей полных восемнадцать лет, – пожал плечами Александр Михайлович. – Вам все почему-то кажется, что Ева ровесница Маши, но она старше и намного хитрее, чем представляется.
Мы слушали, разинув рты. Картина вырисовывалась ошеломляющая. После двух часов допросов прижатая в угол Ева призналась в убийстве… Нелли.
Девушка рассказала, что мать ее ненавидела. При отце еще соблюдала какие-то приличия: кормила ребенка, изображала интерес к школьным делам. Но стоило Владимиру уехать, а последнее время такое происходило часто, ситуация резко менялась.
– Один раз она за два дня не дала мне ни крошки, – жаловалась Ева, – напилась пьяной и валялась на диване. Деньги прятала и била за любые провинности.
Особенно сильно девочке попадало за плохие отметки.
– Ну не укладывается в голове наука, – сетовала Ева, – учу, учу, а толку нет.
С появлением Юры стало еще хуже. Теперь девочку превратили в бесплатную няньку, заставив целыми днями ухаживать за капризным братом. И если раньше отец защищал ее, то теперь сам стал частенько поругивать: то каша получилась для младенца комковатой, то памперсы долго не меняла. Жизнь делалась все хуже и хуже. Кульминация наступила в день убийства.
Девушка вернулась из гимназии раньше обычного. Дома она застала одну мать, абсолютно пьяную. Та приказала дочери убрать кучу блевотины. Нелли стошнило прямо на пол. Ева возмутилась и отказалась идти за тряпкой. Тогда Нелли швырнула в девочку телефон и злобно прокричала:
– Теперь ты не один ребенок в семье. Будешь выкобениваться, все наследство отпишем Юре. А с твоими успехами и тупой головой лучше сразу привыкать грязь таскать, всю жизнь будешь этим заниматься, идиотка. Профессию такой дуре не получить, замуж, если приданое не дадим, никто не возьмет, уродина длинноносая.
Нелли подскочила к окну, распахнула створки и принялась жадно курить. Потом уже более спокойно добавила:
– А лучше всего отправить тебя в закрытый интернат. Приедет отец – поговорим.
Ева ужасно перепугалась и стала просить мать не выгонять ее из дому. Та, увидев страх ребенка, засмеялась и радостно проговорила:
– Обязательно отправим, как я раньше не додумалась.
Девушка подбежала к матери. Она клялась потом Александру Михайловичу, что хотела обнять ее и просить о пощаде. Но та продолжала пьяно хохотать и повторять на разные лады ужасные слова:
– Закрытый интернат!
Потерявшая голову Ева толкнула Нелли. Та, к несчастью, стояла спиной к раскрытому окну и к тому же плохо держалась на ногах. В считаные секунды произошло непоправимое – пьяница с жутким криком полетела вниз.
Ева оцепенела от ужаса. В ту же секунду она услышала шаги за дверью. Девушка моментально порхнула под стол, закрытый длинной, свисающей до полу скатертью.
В комнату вбежала Люда. Служанка подскочила к окну, выглянула наружу, испустила не менее дикий крик и побежала к выходу. Ева бросилась к черной лестнице, выскочила на улицу, упала на землю. С ней началась истерика. Подъехавшей милиции девочка сообщила, что шла домой и увидела в окне мать. Та помахала ей рукой и вывалилась наружу.
– Люда и привратник не заметили, что Ева оказалась на улице уже после падения Нелли? – усомнилась я. – Ведь служанка раньше девочки прибежала на место происшествия, и привратник выскочил моментально.
Александр Михайлович махнул рукой:
– Сразу видно, что ты никогда не имела дела со свидетелями. Да, они ничего не видели. Люда в ужасе кинулась к хозяйке, консьерж побежал звонить в милицию. Прохожие обратили внимание сначала на труп, а уже потом на кричавшую девочку. А как они ее описывали?! Все по-разному. Один утверждал: ребенок лет шести, в красном пальто, другая настаивала: молодая блондинка в синей форме; третьему вообще примерещился темноволосый мальчик, вероятно, испанец. Свидетели в такой момент переживают шок, и их показания крайне ненадежны.
Через какое-то время домой приехал Владимир. Он в отличие от милиции сразу понял, что произошло. Навел его на мрачные мысли портфель Евы, валявшийся в комнате. Если дочь, возвращаясь из гимназии, увидела роковое падение, то как сумка с книгами оказалась в столовой? Отец быстро спрятал портфель в шкаф, а милиция и не поинтересовалась, с чем Ева ходит в школу. Никому и в голову не пришло заподозрить бьющуюся в истерике девочку. Владимир очень хотел изолировать дочь от назойливых вопросов, и тут ему на помощь пришла Даша. Она увезла Еву к себе и окружила убийцу заботой и вниманием.