В «Оракул» не спешили клиенты. То ли салон не пользуется популярностью, то ли отвратительная погода заставила людей сидеть по домам. В четыре часа из салона вышла женщина. Несмотря на то что на ней был надет свободный балахон, узнала ее сразу по длинной толстой косе, столь редкому в наше время украшению.
Марина Мак раскрыла зонтик и быстро пошла по лужам. Внезапная мысль пришла в голову: а вдруг тетка сядет в метро? Что тогда делать? Но Марина махнула рукой и вскочила в подъехавшую «Волгу».
Закусив губу от напряжения, я порулила за ней. К счастью, левак оказался аккуратным водителем, не лихачил, соблюдал правила, и мне удалось не потерять его из виду. Только когда Марина вышла у подъезда, я запоздало сообразила, что нахожусь перед домом Лени Бесчастного. Женщина вошла внутрь, я, забыв включить сигнализацию, ринулась за ней и услышала, как она крикнула:
– Открывай скорей!
Завизжали петли, и Бесчастный гнусаво спросил:
– Чего так рано?
– Да никого нет, – ответила женщина и захлопнула дверь.
Я села на ступеньку. Вот так новость! Марина – жена Лени! В разговоре со мной он пару раз называл жену по имени, но мне и в голову не пришло, что он имел в виду госпожу Мак. Ай да режиссер, ну и врун! Если кто и знает, где искать Антона и Яну, так это он.
Я вышла на улицу и села в машину. И что же теперь делать?
И тут зазвонил мобильный.
– Мусечка, – щебетала Маня, – мы купили чудесное платье, белое на розовом чехле с шлейфом, а пояс красный, по подолу нашиты цветы. А еще тебе звонил Макс Полянский и велел ждать его в шесть вечера в «Макдоналдсе» у метро «Тверская».
– Кого ждать?
– Макса?
– Его выпустили?
– Ну, Мулечка, ничего не знаю, – затарахтела Манюня, – он так быстро говорил, еле-еле поняла.
С ума сойти! Неужели Иван Михайлович умудрился освободить приятеля под подписку о невыезде? Просто не верится, хотя чего не бывает. Я взглянула на часы – пять! Поеду потихоньку на место встречи. Еще не так давно советские автомобилисты, стоявшие в очереди на покупку машины по нескольку лет, совершенно не понимали стонов западных водителей. В Париже всегда нужно иметь запас времени, если желаешь проехать по центру в час пик. А уж коли задумали припарковаться где-нибудь на Больших бульварах, полчаса проищете дырку, чтобы втиснуться.
Теперь такое же происходит и в Москве. Я безнадежно стояла в гигантской пробке на Мамонтовской улице, лишь изредка трогаясь с места. Посередине проезжей части прыгал одноногий парень на костылях. Грудь побирушки украшала табличка – «Ветеран афганской войны. Помогите на протез». «Ну, это он плохо придумал», – подумала я, подавая инвалиду деньги. На вид юноше около двадцати, а афганские ветераны ближе к моему возрасту. Но помогали охотно, мальчишка ловко скакал на одной ноге между стоящими машинами.
К Тверской я подъехала без пятнадцати шесть и влетела в переполненный, гудящий зал. Так, где прикажете ждать Макса? Впрочем, еще есть четверть часа, поем спокойно.
Пристроившись у окошка, принялась разворачивать хрустящую бумагу. Рот сразу наполнился слюной. «Дитя забегаловок» – так называет мать ласковый Аркадий. Ну, грешна, обожаю все эти гамбургеры, «биг-маки» и холестериновые картофельные хлопья. В нашей семье мою любовь к подобной еде разделяет только Манюня. Но, надеюсь, скоро подрастут близнецы, и армия любителей негодной пищи увеличится.
Я с наслаждением предавалась разврату, чувствуя, как с души слетает ужасное напряжение последних дней. Макс на свободе, слава богу! Пусть теперь сам разбирается со всеми проблемами: ищет сумасшедшую Яну, помогает Аде… Хватит, отныне это не мои заботы!
И тут я увидела вышагивающего через зал Полянского.
– Макс! – заорала я так, что сидевшая рядом парочка пролила кофе на столик. – Максик, иди сюда.
Бывший супруг быстро приблизился и прошипел:
– Кончай орать, люди смотрят.
– Господи, – принялась я причитать не хуже теток из тюремного двора, – господи, выпустили, счастье-то какое. Ай да Иван Михайлович, помог. Ну Иван Михайлович, ох, Иван Михайлович!
– Пошли отсюда, – опять прошипел Макс.
– Погоди, дай доесть.
– Некогда, нас ждут.
– Кто? – удивилась я.
– Иван Михайлович, – сообщил Полянский, – в машине, давай поторапливайся, нам еще ехать.
– Куда? – недоумевала я, запихивая в рот последний кусок котлеты.
– На природу, – усмехнулся бывший супруг, – шевелись.
Раньше Макс никогда не разговаривал со мной в подобном тоне, но, наверное, почти месяц, проведенный в Бутырской тюрьме, подействовал на мужчину не лучшим образом. Он выглядел излишне бледным, лицо блестело, словно Полянский намазался тональным кремом.
– Давай, давай, – торопил Полянский, в нетерпении откидывая с глаз белокурую прядь, – нехорошо заставлять Ивана Михайловича ждать.
Что-то в его волосах показалось мне странным, но я не насторожилась и покорно пошла к машине – сверкающему, глянцевому «БМВ». Задняя дверца моментально распахнулась. Я всунула голову в салон и увидела на сиденье черноволосую и черноглазую девушку. Макс пихнул меня в зад, я шлепнулась на сиденье, и он моментально захлопнул дверцу.
– Где Иван Михайлович? – глупо спросила я.
– Сигареты покупает, – ответил Макс, усаживаясь за руль.
– Вон там, у ларька стоит, – подтвердила девушка, – смотрите.
Я вытянула шею, пытаясь разглядеть в толпе среди зонтиков фигуру Круглого, и в этот самый момент мне на лицо шлепнулась остро пахнущая тряпка…
– Кажется, просыпается, – услышала я сквозь туман незнакомый голос.
– Подлей еще, только смотри, чтобы не сблевала, – ответил кто-то, – нажралась в «Макдоналдсе», все сиденья уделает, падла.
Запах усилился, настойчиво пополз в ноздри. Я попробовала не дышать, но долго продержаться не удалось. Сознание вновь начало мутиться, голова закружилась. Проваливаясь в сон, я краем ускользающего сознания внезапно поняла, какая странность была в прическе Макса. Видела его не так давно в следственной части Бутырки стриженного почти наголо. А сегодня он тряс длинной, почти до глаз челкой. Как успели волосы так быстро отрасти?