Он взял трубку и еще раз набрал номер.
Все свои телепатические возможности он вложил в это желание — чтобы Эрика ответила на звонок своего треклятого мобильника. Наверное, никогда в жизни он ничего не желал так сильно.
Тууу. Тууу. Тууу.
«Что?! Гудки? Включен!»
Тууу. Тууу. Тууу.
«Ответь! Черт возьми! Ответь!»
«Это автоответчик Эрики Треттель. Оставьте сообщение».
Грациано не сразу сообразил.
Автоответчик?
Потом, тщетно пытаясь говорить привычным тоном, сказал: «Эрика! Это Грациано. Я в Искьяно. Перезвони мне. Пожалуйста. На мобильный. Немедленно». Звонок окончен.
Перевел дух.
Он все правильно сказал? Надо было ей сказать, что он знает про Мантовани? Надо перезвонить и оставить более решительное сообщение?
Нет. Не надо. Совершенно незачем.
Он схватил рубку и перезвонил.
«Телеком Италия Мобиле, вызываемый абонент в настоящее время недоступен».
Почему больше нет автоответчика? Что за шутки?
В ярости он принялся пинать ногой комод во фламандском стиле, а потом, обессиленный, рухнул в кресло, схватившись руками за голову.
И в этот момент в гостиную вошла синьора Билья, толкавшая перед собой тележку, на которой высилась супница, до краев полная бульоном с тортеллини, и блюдо с десятью видами сыра, салатом из цикория, вареной картошкой, почками с трюфелями, и кремовый торт.
При виде всего этого Грациано едва не стошнило.
— Оооеееедаааать. Буууйоооон, — промычала синьора Билья и включила телевизор. Грациано не отреагировал. — Ооооеееедаааать, — настаивала она.
— Не хочу я есть! А ты, кажется, дала обет молчания? Дала обед, так молчи, черт возьми. Так не считается: будешь мычать, как даун, отправишься в ад, — сорвался Грациано и опять впал в прострацию. Волосы свесились ему на лицо.
«Эта сучка сбежала с Мантовани».
Потом раздался другой голос, голос разума: «Погоди. Не торопись. Она просто поехала прогуляться. Или по делам. Вот увидишь, она перезвонит, и выяснится, что это какое-то недоразумение. Расслабься».
Он стал глубоко дышать, чтобы расслабиться.
— Добрый вечер всем, кто собрался сегодня в театре Виджевани в Риччоне! Добро пожаловать на восьмой выпуск Большого парада на Пятом канале! Это вечер звезд, вечер премье…
Грациано поднял голову.
По телевизору показывали Большой парад.
— Вас ждет долгий вечер, сегодня мы будем вручать премии лучшим на телевидении, — говорила ведущая. Блондинка с улыбкой в тридцать два сверкающих зуба. Рядом с ней стоял упитанный кавалер, тоже довольно улыбавшийся.
Камера пробежала по первым рядам зала. Бесчисленные женщины. Куча звезд разной величины. Даже пара голливудских актеров и несколько иностранных певцов.
— Прежде всего нужно упомянуть, — продолжала ведущая, — нашего замечательного спонсора, благодаря которому состоялся наш вечер. — Аплодисменты. — «Синтезис»! Часы, которые знают, что такое время.
Камера взлетела вверх, оставив внизу блондинку и сцену, и спланировала точно над головами вип-гостей, взяв в кадр запястье с великолепными спортивными часами «Синтезис». Рука, на запястье которой красовались часы, тискала женскую ногу в чулке с ажурной резинкой. Затем камера поднялась, показывая лица этих людей.
— Эрика! Мантовани! — пролепетал Грациано.
На Эрике было открытое голубое атласное платье. Ее волосы были небрежно собраны, несколько спадающих прядей подчеркивали длинную шею. Рядом с ней сидел Мантовани в смокинге. Белобрысый, большеносый, в круглых очках и с ухмылкой сытой свиньи. И он все еще сжимал бедро Эрики. Словно она принадлежала ему. Типичный жест самца, только что совокупившегося и теперь положившего лапу на свою собственность.
— А сейчас немного рекламы! — объявила ведущая.
Реклама подгузников «Памперс».
— Я тебе твою руку в жопу засуну, ублюдок, — вскипел Грациано, оскалившись.
— Ээээээикаа? — спросила синьора Билья.
Грациано не удостоил ее ответом, взял телефон и заперся в комнате.
Он набрал номер со скоростью света. Он хотел оставить сообщение простое и ясное: «Я тебя убью, проблядь!»
— Алло, Мариапия? Ты меня видела? Ну как тебе мое платье? — послышался голос Эрики.
Грациано потерял дар речи.
— Алло!? Алло!? Мариапия, это ты?
Грациано пришел в себя.
— Я не Мариапия. Я Грациано. Я тебя… — Потом он решил, что лучше сделать вид, будто он ничего не знает. — Где ты? — Он старался говорить непринужденно.
— Грациано?.. — Эрика удивилась, но потом, кажется, обрадовалась. — Грациано! Как я рада тебя слышать!
— Где ты? — холодно переспросил он.
— У меня для тебя прекрасные новости. Я могу тебе перезвонить попозже?
— Нет, не можешь, я в дороге и у меня телефон разряжается.
— Завтра утром?
— Нет, говори сейчас.
— Ладно. Но я не могу долго разговаривать. — Тон ее внезапно изменился, стал из радостного раздраженным, но тут же сделался снова радостным, очень радостным. — Меня взяли! Все еще не могу поверить. Меня взяли после пробы. Я прошла пробы и уже почти уходила домой, когда приехал Андреа…
— Какой Андреа?
— Андреа Мантовани! Андреа меня увидел и сказал: «Мы должны попробовать эту девушку, кажется, у нее подходящие данные». Он так сказал. В общем, я прошла пробы второй раз. Прочитала текст и станцевала, и меня взяли. Грациано, я вне себя от счастья! МЕНЯ ВЗЯЛИ! ТЫ ПОНИМАЕШЬ? МЕНЯ ВЗЯЛИ СТАТИСТКОЙ В ШОУ «НЕ РОЙ ДРУГОМУ ЯМУ»!
— А-а. — Грациано был холоден, как мороженая треска.
— Ты не рад?
— Очень рад. Когда ты приедешь?
— Не знаю… Завтра мы начинаем съемки… Скоро… Я надеюсь.
— Я тут все устроил. Мы тебя ждем. Моя мать готовит, а я сообщил друзьям новость…
— Какую новость?
— Что мы женимся.
— Слушай, мы можем завтра об этом поговорить? Реклама заканчивается. Я не могу больше разговаривать.
— Ты не хочешь больше выходить за меня замуж?
В боку легонько кольнуло.
— Мы можем обсудить это завтра?
И тут, наконец, ярость Грациано дошла до предела и хлынула через край. Ее хватило бы на целый олимпийский бассейн. Он горячился больше, чем жеребец на скачках, злился сильнее, чем гонщик, который выигрывал чемпионат мира, а у него на последнем повороте заглох мотор, чем аспирант, которому его девушка по ошибке стерла из компьютера файл с диссертацией, чем пациент, которому по ошибке удалили почку.