— Ааа. Ну и ночка.
«Через час закруглюсь, вернусь домой, приму душ, приготовлю деревенский суп и пойду спать, а если моя склочная женушка со мной не разговаривает, так и прекрасно. Когда молчит, она хотя бы не ноет».
Он проверил время. Пришла очередь Мьеле дежурить. Он подошел к машине, протер рукой окно и посмотрел, что там поделывает коллега.
Спит! Он дрыхнет!
Он тут торчит полчаса под дождем, а этот засранец сладко посапывает. По правилам тот, кто в машине, должен слушать радио. Если вдруг несчастный случай, а они не отзовутся, у них будут неприятности. И из-за этого придурка ему тоже достанется. Безответственность. Год в полиции работает и считает, что может дрыхнуть, пока за него работают.
И не в первый раз. И вообще Мьеле ему не нравился. Вызывал инстинктивную неприязнь. Когда Баччи ему рассказал, что никуда не едет из-за забастовки пилотов и что его жена взбеленилась, тот ни слова доброго ему не сказал, никак не поддержал, заявил только, что его никогда не наебут туристические агентства и что в отпуск он ездит на машине. Ну и молодец! И рожа у него тупая. Нос картошкой, жабьи глазки. Белобрысые патлы, намазанные гелем. И улыбается во сне.
«Я тут торчу под дождем как дурак, а он дрыхнет…»
Гнев, потушенный с таким трудом, начал вновь подниматься, как удушливый газ, по пищеводу. Чтобы успокоиться, он попытался считать. «Раз, два, три, четыре… К черту!»
Лицо искривилось в безумной ухмылке. И он бешено застучал кулаками по лобовому стеклу.
Бруно Мьеле, полицейский, сидевший в машине, на самом деле не спал.
Откинувшись на подголовник и закрыв глаза, он размышлял о том, что Грациано Билья недурно поступил, трахнув Делию, но, трахнув актрисулю, он поступил в тысячу раз лучше.
Актрисули, которые на вторых ролях, они в тысячу раз лучше, чем большие актрисы.
Но больше всего его возбуждали ведущие спортивных передач. Необъяснимо, но, когда такие вот поблядушки говорили про футбол и даже позволяли себе строить прогнозы, кто выиграет чемпионат (всегда ошибались), или оценивать тактику игры (всегда по-идиотски), у него тут же вставало.
Он догадался, зачем нужны такие передачи. Чтобы спаривать актрисуль с футболистами. На самом деле ради этого, а остальное так, декорации. А доказательство — они часто потом играли свадьбы.
Президенты футбольных обществ устраивали эти программы, чтобы игроки могли потрахаться, а потом, значит, футболисты оказывались перед ними в долгу и шли играть за их команды.
Если бы он не стал полицейским, он хотел бы стать футболистом. Зря он так рано бросил играть. Вот только как узнать, что тебе потом пригодится?..
«Да, хотел бы я быть футболистом».
Не просто футболистом: если ты обычный футболист, актрисулям на тебя глубоко наплевать, нет, чтоб на тебя обращали внимание, нужно стать таким, как Дель Франко. Тогда будут приглашать на передачи и можно будет всех трахать: Симону Реджи, Антонеллу Кавальери, Мириану… Мириану, Луизу Сомайни, когда она еще работала на канале ТМС, и Микелу Гуаданьи. Да, всех без разбора.
Он возбуждался.
Интересно, кто из них самая развратная?
«Гуаданьи. Как меня заводит Гуаданьи! Выглядит как примерная девочка, а на самом деле, поди, блядища будь здоров. Только чтобы к ней подкатить, надо быть атлетом».
И он продолжил мечтать об оргии с Микелой, Симоной и ведущим Андреа Мантовани.
И улыбнулся. На открывая глаз. Счастливый, как дитя.
Тук-тук-тук-тук.
От нескольких сильных ударов он буквально подскочил.
— В чем дело? — Он вытаращил глаза и завопил: — А-а-а-а-а!
Через стекло на него смотрела ужасная харя.
Потом он его признал. Баччи, придурок!
Мьеле приоткрыл окошко на пару сантиметров и заорал:
— Ты что, тронулся? Со мной чуть инфаркт не случился! Чего надо?
— Вылезай!
— Зачем?
— Затем. Ты спишь.
— Не сплю я.
— Вылезай!
Мьеле посмотрел на часы:
— Моя очередь еще не пришла.
— Вылезай давай.
— Еще не моя очередь. Полчаса только начались.
— Полчаса давно прошли.
Мьеле еще раз поглядел на часы и покачал головой:
— Неправда, еще четыре минуты. Через четыре минуты выйду.
— Да пошел ты, уже сорок минут прошло. Вылезай.
Баччи схватился за ручку, но Мьеле оказался проворней и заблокировал дверь раньше, чем недоумок успел ее открыть.
— Вылезай, сукин сын! — рявкнул Баччи и снова заколотил по стеклу.
— Да что с тобой?! Что на тебя нашло, ты головой тронулся?! Расслабься. Успокойся. Я понимаю, ты не поехал в отпуск в тропики, но успокойся уже. Это просто поездка, а не конец света.
Мьеле пытался не ржать, но этот несчастный дурак два месяца его доставал атоллами, рыбками-наполеонами и пальмами и никуда не поехал. Уссаться.
— Что ржешь, засранец! Открывай! А то я сейчас стекло разобью и все зубы тебе пересчитаю, мать твою!
Мьеле собирался позлить его и еще раз сказать, что не надо так бесноваться, мало ли — не поехал на Маврикий, ерунда, купаться везде можно, — но удержался. Что-то ему подсказывало, что тот и вправду окно разбить может.
— Открывай!
— Нет, не открою. Если не успокоишься, вообще не открою.
— Я спокоен. Теперь открывай.
— Ничего ты не спокоен, я вижу.
— Я спокоен, клянусь. Совершенно спокоен. Давай открывай.
Баччи отошел от машины и поднял руки. Он был весь мокрый.
— Не верю, — Мьеле снова взглянул на часы. — Еще пара минут осталась.
— Не веришь, да? Тогда смотри. — Баччи достал пистолет и направил на Мьеле. — Видишь, как я спокоен? Хорошо видишь?
Мьеле не верил. Как он мог поверить в то, что этот придурок наставил на него беретту? Он, видимо, с головой не дружит, как те ребята, что получают разрешение на оружие и идут убивать своего работодателя. Но Мьеле не мог позволить, чтобы его застрелил какой-то психопат. Он тоже достал пистолет.
— И я спокоен, — сказал он с пофигистской ухмылочкой. — Мы оба спокойны. Просто облившись успокоительного.
— Смотри, что полицейский делает, — произнесла Мартина.
В ее голосе прозвучала нотка изумления.
— Что? Я не вижу.
Макс наклонился в ее сторону, но не мог ничего разглядеть, ремень безопасности ограничивал движения, а снаружи было темно.
Голубой огонек освещал темный силуэт.