Я смахнул со лба выступившие на нем капельки пота, кое-как заставил себя успокоиться, еще пару раз глубоко вдохнул, и, решив, что смогу нормально говорить, буркнул:
— Так вот, о Кошмаре…
Получилось хрипловато и как-то… нервно, что ли? Я облизал губы, несколько раз напряг и расслабил мышцы спины, а потом продолжил:
— В общем, всю зиму я буду рядом с тобой. А весной заберу тебя в Арнорд…
— От мамы и Даржины? — мгновенно сообразила Илзе.
— Да…
— Я не поеду…
— Что?
— Я останусь тут… — твердо сказала принцесса. Потом набросила на себя край одеяла, перевернулась на бок и хмуро посмотрела на меня: — Знаешь, лучше бы вы их убили…
Я вытаращил глаза:
— Н-не понял?
Илзе закусила губу, угрюмо посмотрела куда-то сквозь меня и криво усмехнулась:
— Ты и твой отец — чистые и прочные, как алмаз. Вы по-настоящему преданы своему сюзерену, вы держите свое слово в любых ситуациях, и искренне уверены, что все остальные — такие же, как вы. Увы, это не так! Пойми, моя мама и Даржина — это две ядовитые змеи, только и ждущие возможности ужалить…
— Они сказали нам все три Слова! — попробовал возразить я. — И теперь…
Илзе грустно вздохнула:
— Даржина права: ты плохо знаешь женщин! Вернее, не знаешь их совсем… Вспомни, как они говорили вам эти самые слова?
— Нехотя… с ненавистью глядя на тебя… При этом леди Даржина была бледной, как полотно, а твоя мать — красной, как вареная свекла…
— Я не о том. Главное, что поодиночке! Они близкие родственницы, знают друг друга не один десяток лет, оказались в одной и той же безвыходной ситуации — и все равно до смерти боятся за свою жизнь и свободу сознания!
Я вспомнил свои ощущения и согласно кивнул:
— Ну да!
— А теперь задумайся вот о чем: они считают тебя и графа Логирда врагами! Значит, обязательно заключат союз против вас…
— И?
— Две Видящие, пользующиеся полной свободой передвижения… Очень сильные, заметь… Которым очень мешают Слова, которые душат их, как ошейник… Дальше догадаешься?
— Уберут их друг другу? По-очереди?
Илзе кивнула:
— И будут изображать, что они есть. А вот потом… В общем, тут есть варианты… Первый, сравнительно неплохой. Моя мать дождется, пока ваши воины привезут ей сына и решит, что спокойная жизнь в замке Красной Скалы лучше, чем гнев моего отца. Даржина убедится в том, что шевалье Вельс Рутис действительно способен подарить ей десяток лет жизни без болезней, и просто уведет его из графства. В Свейрен…
— …сделав личинами десяток-другой наших воинов, и, конечно же, предварительно убив Кузнечика? — представив себе такую ситуацию, уточнил я.
— Да. В ваше отсутствие ей будет мешать только он… — подтвердила Илзе. — Кроме того, зная, на что способны Утерсы и воины Правой Руки, она для собственного успокоения наверняка прихватит с собой еще и Лидию с Айлинкой…
Я заскрипел зубами:
— И это ты называешь сравнительно неплохим вариантом?
— Да. Второй — намного хуже. Моя мать и Даржина подомнут под себя весь Вэлш, отправят гонца к отцу и в обмен на свое будущее подарят ему Элирею. В этом варианте о судьбе твоей мамы и сестер не хочется даже думать…
— Мда-а-а… — ошарашенно протянул я.
Илзе выпростала руку из-под одеяла, ласково потрепала меня по волосам и грустно улыбнулась:
— Вот поэтому-то я и должна остаться… Эх, если бы… Ха!!! Ронни! Я передумала: я поеду с тобой!!!
…Гриф лютни привычно лег на левую ладонь. Пальцы легонько пробежались по струнам, проверили их натяжение и замерли, словно испугавшись своей дерзости. Несколько мгновений неподвижности — и пальцы правой руки, до этого нежно ласкавшие отполированную и покрытую лаком деку, на миг зависли над розеткой, и в многоголосый гам единственного зала таверны «Сломанный щит» вплелся первый аккорд.
Дородная молодка-разносчица, довольно успешно отбивавшаяся от домогательств порядком подвыпившего мужика, мгновенно развернулась на месте, вгляделась в лицо барда, кокетливо поправила волосы и заулыбалась.
Мужик, перед которым вместо пышной груди девицы вдруг оказался ее необъятный зад, растерянно икнул, нахмурил брови и вцепился своими лапами, покрытыми засохшей коростой, в широченные бедра. Видимо, решив заставить свою даму повернуться. Не тут-то было: отмахнувшись от ухажера влажной и не особенно чистой тряпкой, разносчица сорвалась с места и в три здоровенных прыжка оказалась рядом с помостом:
— Доброй ночи, красавчик! Меня зовут А-…
— А ну-ка брысь на кухню!!! — рявкнул хозяин «Сломанного щита», и, погрозив девице костлявым кулаком, повернулся к залу: — А ну ма-а-алчать!!! Сеня-а-а… в ма-а-аей таверне-е-е играет и па-а-ает за-а-алатой голос Дие-е-енна, ви-и-иликий и нип-привзайденный Фирол Си-и-иребряная Струна-а-а!!! Для тех, хто меня не понял: он па-а-ает, а вы — ма-а-алчите! Ясна?!
— Струна серебряная, а голос золотой! Гы-ы-ы!!! — пьяно расхохотался какой-то шутник. И тут же умолк, увидев, что вышибалы, стоящие рядом с входной дверью, одновременно набычились и угрожающе провернули в руках увесистые дубинки.
Снова набрав воздуха в необъятную грудь, Манкас по прозвищу Рваная Губа изо всех сил врезал кулаком по заставленной кружками стойке и рявкнул еще громче:
— Ишшо одно слово — и кто-то ни-и-идасчитаеца зубов!!!
Видимо, в способностях вышибал никто не сомневался, так как в зале мгновенно наступила мертвая тишина.
Страшно довольный реакцией зала, Рваная Губа повернулся к Фиролу и неопределенно пошевелил пальцами:
— Ты, эта, можешь начинать…
Бард кивнул, задумчиво оглядел одежду разгоряченных выпитым вином слушателей и криво усмехнулся: публика тут собиралась… мягко выражаясь, не особо состоятельная. Значит, надеяться на хороший заработок не стоило. А все из-за не вовремя сломавшегося колеса! Если бы не оно, то труппа успела бы въехать в городские ворота и теперь работала бы в каком-нибудь из лучших постоялых дворов Мегли, а не в этой занюханной забегаловке.
— Баллада… — начал он, потом сделал небольшую паузу, и, заметив, что на лицах слушателей начали появляться недовольные гримасы, с ухмылкой закончил: — …о веселых похождениях отставного солдата Ярмара по прозвищу Корень!
Зал взвыл от радости: эта разбитная песня, всех куплетов которой не знал ни один бард Диенна, повествовала о приключениях сына мельника из небольшого городка под Малларом после Четырехлетней войны.
Отставной солдат, честно заслуживший аж две алые нашивки, был молод, хорош собой и весьма любвеобилен. Поэтому его путь от стен Баррейра до родного дома превратился в увлекательное путешествие по чужим постелям и сеновалам.