Она не выносила, когда он говорил подобные вещи. У нее возникало ощущение, будто ей на плечи взваливали какую-то непосильную ношу. Барби не желала быть «всем» ни для него, ни для кого-нибудь другого. Это было бы для нее слишком тяжелым бременем, и она бы с ним не справилась. Теперь уж она это знала, и очень хорошо.
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
Она задумалась о том, смогут ли когда-нибудь исполниться его пожелания.
— Я и так счастлива, — сказала она спокойно.
— Неужели? Иногда я в этом вовсе не уверен. Ведь я чертовски скучный парень.
— Да нет же, нет, — вспыхнула она, — просто иногда я очень много хочу, — Барби задумчиво улыбнулась, — и я тогда просто схожу с ума. Не обращай на меня внимания.
— Чего ты хочешь, Барби? — Он знал, что она очень хочет стать знаменитой актрисой и сделать блестящую карьеру. Но, кроме этого, она никогда больше не говорила о своих мечтах или о том, что бы она хотела иметь в их совместной жизни. Казалось, что Барби просто плывет по течению, день за днем, удовлетворяя свои сиюминутные желания. Она, похоже, никогда не задумывалась о будущем.
— Иногда я сама не знаю, чего хочу. Наверное, в этом-то и вся беда, — призналась она, — я хочу стать актрисой… Хочу иметь хороших друзей… Хочу быть свободной… Хочу приключений…
— А как насчет меня? — спросил Чарли грустно.
Она забыла о нем и, когда он это сказал, покраснела.
— Конечно, я хочу быть с тобой. Ведь мы же муж и жена, так ведь?
— Так ли? — спросил он прямо, и она, не найдя что ответить, кивнула головой:
— Конечно. Не глупи.
— А что значит для тебя быть замужем, Бэб? То, что ты только что перечислила, вовсе не подходит для семейной жизни.
— Почему нет? — Но она знала, что он прав. Она просто была не готова к тому, чтобы лишить себя всего этого, и не думала, что это сможет сделать Чарли.
— Не знаю. Просто мне думается, что свобода и приключения — вовсе не синонимы «семейной жизни», хотя признаю, что они могут ими стать. Я считаю, что ты можешь делать все, что захочешь, до тех пор, пока тебе будет прият но. — Он наблюдал, как она загасила сигарету и тут же закурила новую. Чарли еще хотел спросить, счастлива ли она с ним, но не осмелился. Он боялся услышать ее ответ. И, глядя на нее, продолжал думать о том, что если у них появится ребенок, то все может измениться. Ребенок — это тот фундамент, который необходим, чтобы навсегда связать их жизни.
В понедельник после Дня Благодарения Марк отпустил Чарли с работы, и он поехал в Лос-Анджелес. Барби он ничего не сказал, а так как у нее в этот день был очередной показ купальников, она не заметила ничего: ни когда он уезжал, ни то, что он надел свой лучший костюм, ни того, что он ужасно нервничал. Барби занималась своими ногтями, на полную мощность включив радио. Уходя, он окликнул ее, но она не ответила.
По дороге в Лос-Анджелес он думал о том, что теряет жену, и все больше волновался из-за этого. Барби ничего не говорила, но ему казалось, что теперь ее мысли постоянно блуждали где-то далеко. Она стала очень замкнутой. Он знал, что она делает это не со злости, но и смириться с этим было трудно. Она совсем перестала заботиться о доме, разбрасывала где попало свою косметику, их спальня была похожа на поле битвы между лифчиками и чулочными поясами, а вся ее одежда валялась везде, где только можно, то есть там, где она в тот момент раздевалась. Да, Барби была классной девчонкой, и Чарли сходил по ней с ума, но, наверное, Марк был прав, он совершенно испортил ее. Он и не ждал, что она будет делать для него хоть что-то, и никогда не спрашивал ее, на что она тратит деньги, которые зарабатывает сама, хотя знал, что она чаще всего тратит их на вещи, бродя с Джуди по магазинам. Была только одна вещь, которую он очень хотел получить от жены, но именно ее никак не мог добиться. И его план заполучить желаемое обманом до сих пор не сработал. Теперь он должен был выяснить, почему так получилось. «И когда я это выясню, — усмехнулся он про себя, припарковывая машину на Уилшир-бульвар, — берегись, Барби!»
Приемная доктора Питера Патенгилла поразила его своей пестротой, обилием горшков с цветами и ярких акварелей. Она выглядела очень нарядно и совсем не была похожа на приемную, где обычно говорят шепотом. Назвав медсестре свое имя, Чарли более-менее успокоился. Он улыбнулся, вспомнив историю про пресловутые жокейские шорты со льдом, и притворился, что разглядывает журналы, хотя не мог ни на чем сосредоточиться; но вот наконец он услышал свое имя и вошел в кабинет доктора Патенгилла.
Доктор сидел за столом, но при виде Чарли поднялся, и его лицо осветила широкая улыбка. Он был довольно внушительных размеров, широкоплечий, с черными волосами и темно-карими глазами, в которых светились доброта и мудрость, присущие зрелому мужчине. На вид ему можно было дать чуть больше сорока. На нем был яркий галстук и твидовый пиджак, и, прежде чем он заговорил, Чарли понял, что доктор ему нравится.
— Я Питер Патенгилл, мистер Винвуд.
После того как он представился, Чарли попросил звать его по имени. Доктор предложил ему сесть и спросил, не хочет ли он выпить чашечку кофе. Но Чарли был слишком возбужден, поэтому отказался. Он выглядел молодым и испуганным, слишком молодым, чтобы быть пациентом доктора Патенгилла, уролога, специализирующегося на нарушении половых функций.
— Чем могу быть вам полезен?
— Я не совсем уверен, — Чарли растерянно улыбнулся, и доктор посмотрел на него дружелюбно, — я не знаю, конечно, что вы можете сделать… но только… я слышал про жокейские штаны с кусочками льда… — Питер Патенгилл улыбнулся, и Чарли вспыхнул от смущения.
— Да, они служат для определенных целей. Правда, для некоторых это звучит довольно глупо. Понижение тестикулярной температуры повышает плодовитость. — Произнеся это, он открыл анкету, лежащую перед ним на столе, взял ручку, а затем посмотрел на Чарли. — Ну что ж, давайте начнем все по порядку, мистер Винвуд… Чарли.
Он начал расспрашивать пациента обо всех тяжелых и хронических заболеваниях, которые тот перенес, венерических болезнях, спросил, не болел ли тот в детстве эпидемическим паротитом, и Чарли отрицательно качал головой в ответ на все его вопросы.
— Вы и ваша жена непрерывно стараетесь зачать ребенка? — Он спросил это, чтобы выяснить, для чего Чарли пришел к нему. Молодой человек был так застенчив, что не смог толком ничего ему объяснить.
— Да… то есть нет… то есть я стараюсь.
Питер улыбнулся, откинулся на спинку стула и посмотрел на Чарли.
— Может быть, нам следует просто поговорить, — мягко пошутил он, — дело в том, что эта проблема может быть решена усилиями двоих людей. Здесь и речи быть не может об одностороннем желании.