Ася и опомниться не успела, как оказалась в Катерининой служебной машине. Шофер быстро домчал ее до районного отделения милиции, где одноклассник ее подруги–начальницы и впрямь служил в должности подполковника. Около двери его кабинета Ася торопливо перекрестилась, потом изо всех напряглась изнутри, пытаясь таким образом унять внутреннюю дрожь, и вошла…
Катеринин одноклассник Димыч оказался совсем не страшным и совсем не походил на сердитого оборотня, хоть и был при погонах и при всех своих милицейских регалиях – Ася толком в них никогда ничего не понимала. Был он сосредоточен и будто утомлен сильно, но встретил ее довольно радушно, хоть и по–деловому. Посматривая на часы, задавал довольно толковые вопросы – где Пашка учился, с кем дружил, когда ушел, когда звонил… Ася торопливо отвечала, но вдруг поймала себя на странной, болезненно–обеспокоенной, ну совершенно странной какой–то мысли. Тревожило ее почему–то, как она сейчас выглядит. С чего бы это? Она даже ругнула себя потихоньку с досадой – вот балда, даже в зеркало не посмотрелась, когда из Катерининого кабинета выскочила. Не знает даже, растеклась у нее тушь под глазами или нет. Зачем ей это знание в данной ситуации вдруг понадобилось, она и сама пока не понимала. А в зеркало взглянуть ужасно хотелось. И руки сами по себе непроизвольно потянулись к волосам - прическу поправить…
— Хорошо, Ася. Я вас понял. Разыщу я вашего сына. Не беспокойтесь. Оставьте телефон, я вам позвоню. А сейчас извините – ни минуты больше нет…
Ася поблагодарила подполковника Димыча торопливой скороговоркой и пулей выскочила в коридор. А плюхнувшись в кресло машины, под возмущенным взглядом Катерининого водителя Васи тут же повернула к себе зеркало заднего вида и впилась в него глазами – ну, так она и знала… И под глазами тушь размазана, и помада стерта, и волосы разлохмачены, как у последней лахудры… Только щеки горят пунцовым огнем да в глазах непонятно откуда искра зеленая сверкнула – она и забыла даже, что глаза у нее когда–то ярко–зелеными были. Это за последние три года они в блекло–серый цвет сами собой перетекли, а раньше–то – ух! Раньше такой озорной зеленью блестели, что Павлик говорил – глаз резало… И она вдруг улыбнулась навстречу промелькнувшей в зеркале искре, и от собственной улыбки что–то задрожало внутри радостно и трепетно, как в ожидании хороших новостей…
А потом она так и ходила три дня, бестолково и глупо улыбаясь и не выпуская из руки своего мобильника, и каждый раз вздрагивала от его незамысловато–музыкального призыва. Вот спроси ее, чему она такому улыбалась – и не сказала б никогда. Потому что и сама не знала. Предчувствию, может, или ожиданию какому счастливому, или просто так – уж бог его знает. Иногда счастливое предчувствие бывает гораздо сильнее, больше и объемнее, чем само последующее счастливое чувство и есть. А через три дня Димыч ей таки позвонил…
— Ася, у меня есть для вас новости! - радостно тарахтел в трубку ее новый знакомый. – И по сему я настаиваю, чтоб вы непременно пригласили меня поужинать! Как вы к такому предложению отнесетесь? Я могу рассчитывать сегодня на горячую пищу? Или нет?
— Ой, да конечно… Конечно, приходите! Я буду рада… Да, то есть новостям буду рада… Ой, да ну и вам, конечно, тоже…Адрес? Да, да, конечно, адрес тот же, который я называла…
Растерялась, в общем, заплюхалась в разговоре и застеснялась, как девушка. Да еще и Катерина масла в огонь подлила, наблюдая за ее румянощеким и зеленоглазым смятением, и погрозила ей пальцем, проговорив интимно:
— Ой, смотри, Аська… Что–то у тебя в последнее время глаз бабским кокетством загорел, я смотрю. Что, небось на однокашника моего его положила, да?
— Ну вот еще! — возмущенно дернула плечом Ася и схватилась руками за щеки, и опять не смогла удержать самопроизвольной улыбки, и отвернулась от Катерины быстренько. — Вот еще, с чего это ты взяла…
— А с того и взяла, что завидую, Ась, — грустно вздохнула Катерина. – Мне бы вот тоже глаз на кого положить, да только не кладется пока никак… А Димыч – он ничего. Нормальный мужик. Говорят, развелся недавно…
* * *
17.
Димыч появился у нее ровно в восемь, как и обещал. Вручил торжественно цветы, бутылку вина да коробку конфет – все честь по чести, все, как и полагается. Правда, Ася и не знала совсем, как там и что в таких случаях полагается. Опыту такого у нее отродясь не бывало. Впервые, можно сказать, чужого мужика в дом позвала. Вернее, сам напросился…
Зато стол с перепугу у нее вышел замечательным. И курица в духовке не подгорела, и салат не пересолила, и даже картошка пожарилась так красиво и правильно, как раньше никогда у нее и не получалась. У гостя даже глаза загорелись от аппетитной этой красоты. Усевшись за стол, он по–хозяйски и с удовольствием потер руки, будто приходил сюда в сотый уже раз, по меньшей мере, и от этой простоты вмиг ушло из Аси прежнее испуганное напряжение, и робость дурацкая девичья ушла. Только вот фартук она забыла снять. Так и уселась в нем за стол, улыбаясь…
— Ну что ж, Ася, давайте выпьем за вас, — торжественно произнес Димыч, наливая ей в бокал вина. – Слушай, а давай сразу на ты, а? Ты ведь не старуха старая. Тем более девчонкой совсем смотришься, даже и язык не поворачивается выкать тебе…
— А давай! – бесшабашно и весело проговорила Ася, чокаясь с ним своим бокалом. – Тем более и ты тоже не сильно стар…
— Ну, а чего про новости мои не спрашиваешь?
— Жду, когда поешь…
— А вот это правильно! Вот это ты молодец! Умная женщина, слава богу…
Асе и самой себе стыдно было признаться, да и не призналась бы она ни за что, что стремление во что бы то ни стало разыскать Пашку как–то незаметно отошло на второй план. Откуда–то вдруг взялась, поселилась в ней в дни ожидания звонка от Димыча странная уверенность, что с сыном ее все в порядке. А сегодня эта уверенность еще и дом пришла в образе шустрого милиционера, который поедал сейчас с завидным аппетитом приготовленный ею ужин и посматривал на нее лукавым карим глазом, и улыбался как–то по–особенному. Хотя ничего особенного, если разобраться, в этом милиционере как раз и не было: росточку он был небольшого и лицом не красавец писаный, и белобрысую шевелюру начал терять помаленьку - с обоих сторон выпуклого упрямого лба образовались две большие залысины, которые, кстати, его и не портили, а наоборот, придавали милицейскому суровому образу некоторую даже значительность.
Расправившись с салатом, Димыч с завидным аппетитом принялся за курицу. Казалось, даже тихо урчал от удовольствия. Взглянув коротко на Асю, пояснил:
— Я голодный – жуть! А домашней еды так вообще полгода не ел уже. Разведенный я. Женой брошенный. Да не смотри на меня так жалостно, а то подавлюсь!
А расправившись ловко с курицей, Димыч вздохнул так блаженно и так выразительно–сыто, что Ася сразу ему и поверила – и в самом деле не врет про полгода отсутствия в его мужицком организме нормальной домашней еды. И в самом деле нет у него никого, значит. Хорошо…
— Ну? Давай, выкладывай новости–то! Узнал Пашкин адрес? Где он теперь живет?