Нельзя предупреждать врага о своих намерениях. Как правило, нельзя… Есть, конечно, исключения. Когда великого итальянского художника, скульптора, писателя и изобретателя Бенвенуто Челлини по приказу папы римского заточили в ватиканскую тюрьму, он всем обещал, что сделает себе крылья и улетит. И он начал мастерить эти крылья. Чтобы не допустить побега, была выставлена дополнительная стража с арбалетами особой конструкции, изобретенными самим Челлини, чтобы застрелить беглеца во время полета. Но Великий Бенвенуто не желал быть подстреленной птицей, крылья мастер делал днем, а ночью был занят рытьем подкопа, через который благополучно и убежал из плена. Примитивного подкопа от великого мастера никто не ждал. И он этим воспользовался…
В нашем положении, к сожалению, даже копать было негде. И репутации Челлини, способной ввести врага в заблуждение, у нас тоже не было. У нас была репутация спецназа ГРУ, которую, если подумать, тоже можно было бы использовать, но следовало придумать, как именно. Делать следует то, чего от тебя не ждут. От нас ждут резких действий, которые могут обеспечить побег. А как бежать без резких действий, этого я понять тоже не мог. Но стоило, наверное, подождать удобного случая. Случай всегда сам предоставляется тому, кто с нетерпением ждет встречи с ним.
Я спустился, и Валерка подставил плечи, чтобы я не спрыгивал на пол клети. Во-первых, тот мог провалиться, во-вторых, веревка могла не выдержать, в-третьих, звук мог привлечь внимание часового и насторожить его. Валерка здорово мне помог, потому что мои пальцы уже почти не держали тело.
– Что там? – прошептал Валерка сразу, как только я сел на пол клети.
Я объяснил. Без подробностей, но точно. И даже зачем-то руками показывал, хотя ни сам Валерку не видел, ни он меня видеть не мог. Темнота была полной. А жестикуляция моя была, скорее всего, вызвана растерянностью от неудачи.
Валерка к неудаче отнесся спокойно.
– Не расстраивайся из-за пустяков. У нас еще будет возможность. Если бы нас убить хотели, тогда бы сразу… А если не убили, мы им нужны. Интересно, для чего? Может, обменять хотят, может, еще что-то…
– Лукман фразу сказал… – напомнил я.
– Да, я слышал. Тоже внимание обратил. Они боятся, что с винтовками не разберутся. На нас надеются. Надо, думаю, помочь им не разобраться. Как можно замкнуть систему питания? Чтобы сразу все приборы отключить. И, главное, тепловизор.
– Не знаю. Надо пробовать… У них, кстати, есть снайпер и помимо Лукмана. Адам, кажется…
– Я слышал. Адам… Малограмотный, как я понял. Лукман говорил, что помогал ему с другой винтовкой разобраться. Будут заставлять учить. Но в любом случае винтовки использовать им позволить нельзя. Один тепловизор может столько бед натворить…
Это можно было и не объяснять. Но я хотел вернуться к своим помыслам. Они более конкретные и потому больше меня волновали.
– Нужно бежать, и обязательно с винтовками.
– Пока мы не можем убежать даже без них.
– Я к тому веду, что, если убежать сможем, далеко не побежим. Будем винтовки отлавливать. Иначе они из этих винтовок многих наших положат, если разберутся.
– Думаю, они их хотят сразу и опробовать. Против твоего взвода. Он где-то рядом. И ротный здесь же. Хороший мы им подарочек принесли…
Валерка чувствовал свою вину. Я же не был таким человеком, который любит брать на себя вину; тем не менее я тоже испытывал неприятное ощущение. И еще у меня всегда, с самого детства было развито чувство ответственности. И я готов был отвечать. И исправлять то, что можно еще исправить.
– Ладно. Ночь уже глубокая. А мы давно не спали. Давай отдыхать. Скоро нас поднимут. Надо хоть немного выспаться, – предложил я настойчиво.
– Сможешь заснуть? – с сомнением спросил Валерка.
– Смогу, – твердо решил я.
У меня всегда это получалось, если я себя заставлял.
– Тогда я тоже попробую.
Мы устроились рядом друг с другом, повернувшись спина к спине. Усталость от длительного похода по трудному маршруту плюс к этому нервные переживания от пленения – все это не могло не утомить. Мне даже уговаривать свой организм необходимости не было. Только я глаза закрыл, как сразу в сон провалился и…
И тут же, как показалось, проснулся.
Снизу, из-под нашей клети, шел такой жуткий и зычный волчий вой, что клеть, как мне показалось, завибрировала. Наверное, шахта в данном случае играла роль рупора, потому что не родился еще волк, способный выть настолько громко и зычно. И почти сразу, добавляя в звук силу, мощь и жуткую тоску, холодящую все тело, подключилось еще несколько волков. И такой хор мог попортить нервную систему даже невозмутимому слону.
Я не думаю, что бандиты – настолько изощренный народ, чтобы таким образом пугать нас и доводить до состояния депрессии. Да и технически это сделать сложно. И вообще отношения бандитов с волками, будь они оборотни или простые дикие волки, определить было трудно. Кто-то был к их вою равнодушен. Имран, например, вообще словно бы и не замечал его. А Лукман, я сам это видел, трепетал в унисон с воем, словно этот тоскливый звук пронизал его насквозь. Но когда мы в своей клети оказались в потоке этого жуткого звука, мы на себе почувствовали его проникновение в каждую клетку тела. Приятного было мало.
Я сел и помотал головой, сбрасывая то ли сон, то ли впечатление от волчьего воя, который еще продолжался. Валерка уже сидел, крестился спокойно, словно и не было никакого воя, читая слова молитвы.
– Ты в оборотней веришь? – спросил я, дождавшись, когда он закончит молиться.
Кстати, в этот момент и вой прекратился. Так совпало, но это произвело на меня сильное впечатление. Где-то в глубине души надежда затеплилась – а вдруг это не совпадение? Вдруг молитва помогла и именно она вой остановила?
– Я в Господа верую, – сказал Валерка. – А если есть Господь, то есть и падший ангел. Оборотни – это и есть, наверное, порождения сатанинских сил. Может быть, и не самые страшные. Самые страшные те, которых не определишь сразу. Они где-то высоко сидят, выступают с больших трибун, что-то говорят нам, и даже кажется всем, что они правду говорят. И верить хочется, пока не задумаешься, откуда все это, к чему тебя призывают. Они тонко действуют, и тебя от Бога отодвигают. Подумаешь – и поймешь: последние времена уже близко. А если близко, значит, и оборотням пора появляться. Закономерность простая. Вот они и появились…
Я вздохнул глубоко и с облегчением. И совсем не от разговора вздохнул, а от того, что избавился наконец от дрожи в теле. Оно как начало вибрировать в унисон с воем, так и продолжало. Под бандитским огнем мне не было так страшно, хотя я принимал участие в нескольких достаточно плотных боях и во время срочной службы, и во время службы по контракту. А от воя становилось очень страшно, и я не боялся в этом признаться. Этот страх был сильнее меня, сильнее моей воли, которую он подавлял и уничтожал.