– О'кей! – крикнул Эдвард, приготовившись.
– О'кей! – прокричал в ответ Тристрам, который тоже был наготове, на мгновение остановив пропеллер.
– Эдвард! – завопила Фрэнни. – Эдвард! Тристрам!
Раздался лязгающий звук, когда они одновременно резким рывком крутанули пропеллер. Потом он медленно начал вращаться сам; оживший мотор оглушительно взревел; пропеллер вращался все быстрее, лопасти его слились в полупрозрачный круг. Тонкая струйка выхлопных газов вырвалась наружу. Биплан дернулся, и стены ангара задрожали от грохота.
Мальчики покачнулись, стараясь удержаться на ногах, но их затягивало в вихрь воздуха от пропеллера. Эдвард в отчаянии махал руками – бочка под ним бешено качалась, он наклонился вперед и начал падать на лопасти пропеллера.
От ужаса Фрэнни почти потеряла способность соображать.
– Эдвард! – пронзительно закричала она, но сама не услышала своего голоса. – Эдва…
Он старался удержаться, ухватившись за плечо Тристрама, и вот уже они оба качнулись вперед, потом назад, потом снова вперед. Потом вдруг бочки перевернулись, сбросив их обоих на землю. Тристрам лежал неподвижно. Эдвард, прикрыв голову руками, начал отползать в сторону.
Фрэнни никогда не могла забыть, что произошло потом. Тристрам поднялся на колени и застыл, глядя прямо на нее. Самолет сдвинулся с места и медленно пополз к нему.
– Трист… – Она подавила в себе страх. Рванулась к нему. Нога попала в трещину, и она ударилась грудью о твердый бетон.
Еле переведя дух, она заметила слева какое-то движение, кто-то бежал к ним – сначала это было просто пятно. Пятно превратилось в мужчину лет шестидесяти в запачканной короткой куртке. Но Тристрам, стоя на коленях, лишь переводил взгляд с нее и на бегущего человека.
Обдирая руки о бетон, Фрэнни потянулась к маленькому мальчику, стоявшему на коленях меньше чем в двух ярдах от пропеллера. Она вскочила на ноги, чувствуя, как ее затягивает поток воздуха.
– Тристра-а-а-мм!
Ее футболка вылезла из джинсов, и ледяной ветер хлестал голую спину, пряди волос, как плети, лупили по лицу.
На лице Тристрама появилось виноватое и испуганное выражение, он поднялся и попятился. Попятился прямо на пропеллер, который медленно надвигался сзади.
– Тристрам! Не бойся, Тристрам! – закричала Фрэнни, но таким сдавленным, хриплым голосом, что получился скорее писк, чем крик. Она вытянула вперед руки, еще несколько футов – и она сможет схватить его. Пропеллер, как тень, надвигался на мальчика.
Краем глаза она видела, что мужчина тоже приближается. Затем все замедлилось, будто время во вселенной остановилось. Она запомнила странные детали: резиновые подошвы ее кроссовок вжались в бетон, потом оттолкнулись, как пружиной подбросили ее в воздух и амортизировали, когда она приземлилась; снова вжались, оттолкнулись; ветер от пропеллера трепал седые волосы на голове мужчины, обнажая лысину, надувал парусом его куртку.
Послышался странный звук, эхом отдавшийся в ее мозгу.
Чин-н-н, как будто нож газонокосилки наткнулся на камень. Сперва ей показалось, что Тристрама ударило подушкой, – в воздухе повисли тысячи крошечных обрывков, похожих на перья. Потом они пропали.
Тристрам исчез.
Теперь пропеллер был в нескольких дюймах от ее лица, поток воздуха от него забивал ей рот, замораживал слезы в глазах. Она отскочила в сторону, и лопасть рассекла воздух рядом с ней; от рева мотора лопались барабанные перепонки, дым набивался в легкие, как вата. Колесо ударило ей в спину; Фрэнни распласталась на земле, и над ней медленно прошла тень крыла. Пыль, песок, камешки летели на нее, жаля в лицо.
Медленно она поднялась на ноги. Сквозь слезы она увидела, что рядом с ней стоит Тристрам. С ним было все в порядке. С ним все о'кей! У нее отлегло от сердца. Потом Фрэнни поняла, что это не Тристрам, а Эдвард, растрепанный и весь заляпанный кровью. Он не отрываясь смотрел на бермуды, из которых с одной стороны торчали ноги в маленьких кроссовках. С другой стороны виднелась искромсанная плоть, размотанный клубок кишок, острый белый кусок позвоночника, словно обломок вонзившегося в спину копья, торчал на несколько дюймов. Небольшое озерцо крови неторопливо растекалось по бетону, заполняя трещины с пробивающейся в них травой.
Кто-то вскарабкался в кабину самолета; тот мужчина в куртке, сквозь туман в голове отметила Фрэнни. Рев мотора внезапно стих, и остался лишь чавкающий звук пропеллера. Потом наступила тишина. Самолет не двигался. Клочья волос, лоскутки плоти и обломки костей свисали с фюзеляжа и крыльев и были разбросаны по бетонному полю. Позже посмотрев в зеркало, она увидела, что и сама облеплена ими.
События прошедшего дня беспорядочно мелькали у нее в голове. Мгновения, доли мгновений, детали. Она не могла задержаться ни на одном из моментов более нескольких секунд – мозг тут же переключался на что-то другое.
Фрэнни бессмысленным взором обвела гостиную, пытаясь понять, где она. Гостиная – это было в настоящем. Она была в гостиной. Потом она снова оказалась на твердом бетоне, отчаянно пытаясь дотянуться до Тристрама. Ветки хлестали по лобовому стеклу «ренджровера»; он трясся и завывал. От рева мотора дрожали стены ангара. «Мотылек» медленно полз вперед. Пропеллер надвигался сзади на Тристрама, как тень. Вновь подъезжал «ренджровер» с Оливером и Чарльзом; громкое гудение его двигателя; хруст гравия под колесами; двое мужчин выбирались наружу, веселые, не ведающие, что их ждет впереди, они лишь с легким недоумением смотрели на полицейский автомобиль, приткнувшийся возле старенькой «тойоты-лендкрузер» Чарльза и указателя «Частная собственность. Посетителям вход запрещен». Полицейский приближается к Оливеру и Чарльзу, рядом с ним Фрэнни. Эдвард в этот момент выходит из-за угла здания, со своей электронной игрой в руках и динь-дилинь… динь-дилинь… ставшее на мгновение единственным звуком в мире.
Ужасный стон Чарльза, вопль муки, идущий будто из глубины земли.
Теперь она сидела на диване перед незажженным камином, держа в руках стакан. Ветер стучался в окна. «Я виновата во всем, я виновата». Фрэнни слышала свой голос как бы со стороны, из другой комнаты.
В стакане был виски: крепкий, приятный скотч, обжигающий горло, согревающий желудок. Он не смягчил удар или боль, но на время загнал их в другой отсек, и, пока они там, с ней будет все в порядке.
Таблетки тоже помогли, немного притупили ощущения, отодвинули осознание случившегося на несколько часов. Оливер дал их ей. Доктор дал их Оливеру. Тот доктор, который на прошлой неделе облегчил боль от укусов осы, который пришел и увел Чарльза. Лицо Оливера, казалось, становилось то больше, то меньше. Растягивалось и сжималось. Доктор сказал Оливеру, что после этих таблеток ей не следует пить спиртного.
Канал переключился. Крошечные клочки прилипли к серебристому фюзеляжу и кожуху мотора. Пропеллер все еще вращался, но звук куда-то пропал. Потом она вновь очутилась в гостиной. От напряжения голову стянуло будто ремнями.