Он поворачивается, чтобы уходить:
— Пошли отсюда, ребята.
— Подожди, — говорю я. — У меня есть еще кое–что для тебя.
Он оглядывается через плечо:
— Что?
Я делаю еще один шаг к нему:
— Я должна тебе сказать, кто я на самом деле. Помнишь, ты спрашивал?
Техасец спешит:
— Ну, и кто ты? Голливудская звезда?
— Почти угадал. Я очень известна, в определенных кругах. Вот почему несколько дней назад вся лос–анджелесская полиция гонялась за мной по городу. Ты читал об этом в газетах?
В его голосе появляется тревожная нотка. Его люди опять оглядываются кругом, теперь уже высматривая арабских боевиков.
— Ты ведь не связана с этой террористической группой?
— Никаких террористов не было. Их придумали копы, чтобы прикрыть свои задницы. Весь переполох мы устроили вдвоем с моим напарником.
Он фыркает:
— Ну да. Ты с напарником угробила двадцать полицейских. Ты, видать, терминатор, а?
— Почти угадал. Я — вампир. И мне пять тысяч лет.
Он хихикает.
— Ты — психопатка, и я теряю с тобой время. — Он снова поворачивается: — Спокойной ночи.
Я хватаю его сзади за воротник и дергаю к себе, прижимая его щеку к своей. Он так поражен, что едва реагирует. Но его люди натренированы лучше. На меня сразу наставлены три револьвера. Я быстро ставлю перед собой техасца на манер щита. Я усиливаю захват, перекрывая ему дыхание. У него вырывается громкий судорожный хрип.
— Я сейчас в хорошем настроении, — обращаюсь я спокойно к остальным. — Я дам вам шанс спастись. В обычной ситуации такое мне бы даже в голову не пришло. Но, поскольку меня уже разоблачили, я не так щепетильна, чтобы уничтожить любой намек на свидетельства. — Я замолкаю и ловлю взгляд каждого из них, от чего у них, несомненно, идет дрожь по позвоночнику. — Я предлагаю вам сесть в машины и убраться отсюда — вообще из Лас–Вегаса. Если вы этого не сделаете, то умрете. Вот так. Все просто. — Я придушиваю техасца, и он стонет от боли. Я издевательски говорю: — Вы видите, что для милой детки я очень сильна.
— Стреляйте в нее, — хрипит техасец, когда я даю ему вздохнуть.
— Плохая мысль, — говорю я. — Чтобы застрелить меня, им сначала придется застрелить тебя, потому что ты стоишь передо мной. В самом деле, техасец, подумай об этом, прежде чем отдавать такие приказы. — Я смотрю на остальных. — Если вы не уберетесь отсюда, я поужинаю и вами. Я действительно вампир, и мне годятся любые ребрышки. — Я одной рукой поднимаю техасца на полметра над землей. — Хотите увидеть, что я с ним сделаю? Гарантирую, вас стошнит.
— Боже, — шепчет один из мужчин и поворачивается, чтобы бежать. Он не думает о машине. Он просто убегает в пустыню, подальше от меня. Другой начинает потихоньку отодвигаться. Но третий — тот, который схватил меня в казино и обыскивал здесь, — шикает на него.
— Она не вампир, — говорит он. — Просто какая–то накачавшаяся наркоманка.
— Так и есть, — соглашаюсь я. — Я принимаю стероиды. — Я смотрю на парня, который хотел бы уйти. — Убирайся отсюда, пока есть возможность. Этих двоих ты никогда больше не увидишь живыми. Поверь мне, ты еще услышишь эхо их криков в пустыне.
У меня убедительный тон. Парень бежит вдогонку за первым. Теперь нас только трое. Какая уютная компания. На самом деле мне не очень хотелось уворачиваться от пуль, выпущенных сразу тремя людьми. Я даю техасцу вздохнуть, чтобы он мог сказать свои последние слова. Он все толкует о своем.
— Застрели ее, — хрипит он своему напарнику.
— Попробуй и увидишь, что случится, — замечаю я.
Этот наемник не уверен в себе. Револьвер покачивается в вытянутой руке.
— Я не могу точно прицелиться.
Техасец пытается повернуться ко мне:
— Мы можем заключить сделку. У меня есть деньги.
Я качаю головой:
— Слишком поздно. Мне не нужны твои деньги. Мне нужна только твоя кровь.
Техасец видит, что я настроена серьезно. Когда я в настроении, мои глаза и голос становятся просто дьявольскими, а сейчас я как раз очень голодна. Техасец мертвенно бледнеет в тон падающему на нас лунному свету.
— Ты не можешь меня убить! — кричит он.
Я смеюсь:
— Могу. Тебя очень легко убить. Хочешь, покажу?
Он трепещет:
— Нет!
— Я все–таки покажу. — Я обращаюсь к его напарнику, который начинает сильно потеть: — Как тебя зовут?
— Иди к черту, — ругается он и двигается по кругу, пытаясь найти позицию для точного выстрела.
— Это не может быть твоим именем, — говорю я. — Твоя мать никогда бы тебя так не назвала. Но это неважно. Через минуту ты станешь ничем. Но не хочешь ли ты что–нибудь сказать перед тем, как я тебя убью?
Он злится и секунду молчит.
— Кому сказать?
Я пожимаю плечами:
— Не знаю. Может быть, Богу. Ты веришь в Бога?
Он взбешен:
— Ты, сука ненормальная.
Я важно киваю:
— Я ненормальная.
Я обращаю всю силу своего взгляда в его глаза. Взгляд буравит его, и он не способен отвернуться. Я знаю, что все, что он видит, это мои бездонные зрачки, расширяющиеся, словно черные дыры. Я говорю очень медленно и мягко:
— Теперь, мой дорогой, сунь свой пистолет себе в рот.
Он на секунду столбенеет.
Потом, будто во сне, он открывает рот и засовывает дуло между губ.
— Чак! — кричит техасец. — Не слушай ее! Она пытается тебя загипнотизировать!
— Теперь я хочу, чтобы ты взялся за спусковой крючок, — продолжаю я проникновенно. — Немного надави на него. Не так сильно, чтобы пистолет выстрелил, но почти так. Вот, то, что надо, молодец. Теперь ты в сантиметре от смерти. — Я замолкаю и уменьшаю воздействие своего взгляда. Мой голос возвращается к нормальному. — Ну, как ты?
Мужчина моргает и потом замечает дуло у себя во рту. Он близок к инфаркту. Он так напуган, что бросает пистолет.
— Господи Иисусе! — кричит он.
— Ну, вот видишь, — говорю я. — Выходит, ты веришь в Бога. А поскольку я тоже верю и поскольку я за один раз могу выпить кровь только у одного из вас, то, думаю, я позволю тебе уйти. Быстро, беги за своими напарниками в пустыню, пока я не передумала.
Мужчина кивает:
— Без проблем.
Он убегает.
— Чак! — стонет техасец. — Вернись!
— Он не вернется, — говорю я техасцу серьезно. — Такую преданность ты не можешь купить. И уж точно ты не можешь купить меня. Ты даже не можешь купить мне ужин. — Я делаю паузу. — Ты уже должен понять, что ужин — это ты.