— Мы где-то встречались?
— Мне тоже кажется, я тебя где-то видела.
Когда он спустился с лестницы, я обратила внимание, что он всего на несколько сантиметров выше меня. Изучающий злой взгляд. Глаза — как у змеи.
— Где же? Ты в моей фирме не работала?
И тут я вспомнила. Конечно, это Такаси Кидзима! Тот самый, в кого я влюбилась в школе, кому писала письма. Во что он превратился! Гора мяса, а ведь был тоненький, как лезвие.
— Постой, постой! Это ты все время с сестрой Юрико ходила? — Кидзима раздраженно постучал себя по затылку, пытаясь вспомнить, как меня зовут. — Ты на год старше была…
— Кадзуэ Сато, — подсказала я, иначе он бы еще час вспоминал.
Кидзима вздохнул с огромным облегчением и на удивление дружелюбно проговорил:
— Сколько же мы не виделись? Как меня из школы выперли. Двадцать лет.
Я раздраженно кивнула, оглядывая наряд Кидзимы. На нем было дорогое пальто песочного цвета — не иначе кашемировое; на правой руке золотой перстень с бриллиантом, на запястье толстый браслет. Волосы уложены, хоть и не по последней моде. Похоже, у него все в порядке. Неужели он все еще занимается сводничеством? Зачем ему это? Какого черта я по нему в школе умирала? Мне стало смешно от этой мысли.
— Что смешного?
— Как я умудрилась в тебя втюриться?
— Я помню твои письма. Забавные…
— Забудь, — буркнула я. Та история — единственное, за что мне было стыдно в жизни. Я разозлилась на Кидзиму и двинулась вперед, но тут же передумала: — Слушай, Кидзима! Может, хочешь поразвлечься?
Кидзима торопливо замахал руками:
— Ничего не получится. Я гей. Это не по моей части.
Вот оно что! Ну и дура же я! Ишь размечталась! Я пожала плечами:
— Ну, тогда пока.
Тяжело дыша, Кидзима пустился за мной и, догнав, схватил меня за плечо.
— Сато, погоди! Что с тобой произошло?
— В каком смысле?
— Ты страшно изменилась. На улице дежуришь? Слышал, тебя взяли в компанию G.? Что случилось?
— Ничего. Как работала, так и работаю. — Я стряхнула его руку. — Замначальника отдела.
— Круто! А вечерами, значит, подрабатываешь? Счастливые вы, бабы. С двух сторон деньги можете качать.
Я обернулась к нему:
— Ты тоже совсем другой. Вон какой толстый стал. Я тебя даже не узнала.
— Выходит, мы оба изменились, — фыркнул Кидзима.
«Ничего подобного!» — сказала я про себя. Я всегда была худая и красивая. А сейчас стала еще лучше.
— Я тут на днях встретила Юрико. Она тоже изменилась.
— Юрико? Не может быть! — Кидзима несколько раз повторил ее имя. Моя новость взволновала его. — Ну как она? В последнее время мы совсем не общались. Я беспокоился за нее.
— Тяжелый случай! Толстая, страшная… Куда вся красота подевалась? Я поверить не могла. Знаешь, что я подумала? Двадцать лет назад мы с ней были как небо и земля. А сейчас сравнялись, почти одинаковые. И чего тогда я ей так завидовала, чего ревновала?
— Угу, — буркнул Кидзима уклончиво.
— Она, как и я, на улице углы обтирает. Говорит, скорее бы конец. Ей на все забить. Это же ты ее втянул в это дело. Скажешь, нет?
Кидзима скривился — видно, мои слова были ему неприятны. Застегнув державшуюся на честном слове пуговицу на пальто, он поднял глаза к небу и издал трагический вздох.
— Ты здесь работаешь?
— Нет. Мой приятель держит эту точку. Вот, решил заглянуть… А ты?
— Раньше работала. Холодно на улице, я подумала: может, возьмут меня опять на какое-то время. Не замолвишь за меня словечко?
Лицо Кидзимы вдруг застыло, он категорически покачал головой:
— И не думай. На месте хозяина я бы тебя не взял. В девочки по вызову уже не годишься, да и вообще ты перезрела. Кто на тебя клюнет? Так что не мечтай.
— Это почему же? — возмутилась я.
— Ты уже перешла черту. Если к таким, как я, цепляешься, значит, плохо твое дело. Остается только улица. Девушки по вызову — легкоранимые, нервные, им такая работа не годится.
— Я тоже легкоранимая и нервная.
Кидзима посмотрел на меня с большим сомнением, уголки его рта опустились.
— Скажешь тоже! Да тебя ни на каком ветру не продует. Сплошной адреналин. Даже страшно делается. Тебе это все в удовольствие. А в фирме ты всем просто голову дуришь. Плевать ты на них хотела.
— А ты как думал? Нужно же как-то жить. В фирме меня с самого начала ни во что не ставили. Я туда пришла, как на крыльях прилетела. Думала: вот сейчас покажу, на что способна. Но эти охламоны ценят за другое — им смазливую физиономию подавай и все такое. Рожей, как им кажется, не вышла — можешь отдыхать. А я не люблю, когда меня задвигают в угол.
Я говорила, чувствуя, как закипаю, как краска заливает щеки. Кидзима выслушал меня, не прерывая, потом вынул из кармана мобильник и вопросительно взглянул на меня: «Ну что? Все?»
Я быстро сменила пластинку:
— Дай мне визитку. Может, пригодится. Поможешь когда-нибудь.
Кидзима скорчил кислую мину. Ему явно не хотелось со мной связываться.
— Вдруг Юрико умрет, к примеру…
Он тут же посерьезнел и протянул мне визитную карточку.
— Увидишь Юрико — скажи, чтобы позвонила.
— Зачем?
— Ну… — протянул Кидзима, сжимая в пухлой руке мобильник, — просто интересно. Любопытно.
Любопытно… Ответ вполне удовлетворительный. Когда я говорю клиентам, что работаю в большой компании и окончила университет Q., все они делают изумленное лицо и задают один и тот же вопрос: почему ты этим занимаешься? Я им отвечаю: именно потому, что я офис-леди. И это правильный ответ — он их радует, удовлетворяет любопытство. Днем я — добродетельная дама, ночью — развратная шлюха. Мужики почему-то верят в такие сказки. Поэтому я горжусь, что стала такой классной проституткой. А на работе веду себя так, как другие не могут себе позволить, и довольна этим. Любопытство — ключевое слово, и получи оно нужную функцию, все были бы счастливы — и я, и клиенты. Но клиенты почему-то испарились. Странно, однако ничего не поделаешь. И дело не во мне, я какая была — такая и осталась. Выходит, не стало клиентов, у которых я вызываю любопытство?
— Кидзима! Мужики, наверное, клюют на меня из любопытства. Но почему в последнее время у меня такая засуха? Все как-то разом изменилось.
Кидзима потер толстым пальцем мясистый подбородок:
— Думаю, мужики, которые тебя снимают, хотят понять, как ты докатилась до такой жизни. Это не любопытство, а что-то более основательное, глубокое. Нормальным мужикам правда ни к чему. Они побоятся. Ты не обижайся, но кто захочет деньги выбрасывать, чтобы с тобой переспать? А найдется любитель — значит, отчаянный какой-то, раз потянуло на такое…