Она вышла из машины! Короткие джинсы. Розовые кеды. Белая футболка. В руках три фирменных пластиковых пакета, а на плече большая тряпичная сумка.

Он проехал мимо нее, в конце улицы свернул вправо, потом снова направо, направляясь к парадному подъезду ее дома. Увидел, как она стоит у ворот, неуклюже стараясь удержать сумки и одновременно набирая код. Вошла, створки ворот, звучно щелкнув, закрылись за ней.

Будем надеяться, что нынче вечером она больше не выйдет. На это он делал ставку. И разумеется, на Божью помощь.

Сделал еще один полный круг, просто чтоб убедиться, что она ничего не забыла в машине и не вернется к ней. Известная женская привычка.

Через десять минут он решил, что можно действовать спокойно. Припарковал свой «приус» рядом с пыльным «вольво», заляпанным птичьим дерьмом, видно давно неподвижно стоявшим на месте, перекрыв улицу, по которой, впрочем, никто и не ехал. Потом открыл дверцу «эм-джи», вывел его задним ходом, перескочил в «приус», поставил на освободившееся место между «вольво» и маленьким «рено».

Дело сделано.

Первый шаг.

Плохо, что у «эм-джи» теперь неподъемная крыша. Было бы очень приятно проехаться сегодня вечером в открытой машине.

98

Сразу по окончании инструктажа, начавшегося в половине седьмого, Грейс схватил ключи от полицейского автомобиля, которые припас для него Тони Кейс, и поспешил к стоянке с Гленном Брэнсоном на хвосте.

– Старик, дай я поведу!

– Я боюсь, ты же знаешь, – ответил Грейс. – Могу иначе сформулировать: когда ты ведешь машину, у меня в глазах темнеет от ужаса.

– Ну да? – буркнул Брэнсон. – Сам-то ты дерьмово водишь. Как девчонка. Нет – как старый кретин, какой ты на самом деле и есть.

– А ты недавно завалил экзамен на спецкурсах!

– Экзаменатор просто идиот. Инструктор говорил, что у меня врожденный дар к скоростным погоням!

– Ему место в психушке.

– Дурак!

Грейс бросил Брэнсону ключи, подходя к «мондео».

– Только не старайся произвести на меня впечатление.

– Видел «Форсаж» с Вином Дизелем?

– Не знаю киноартиста глупее.

– Да? Ну, и он о тебе невысокого мнения.

Грейс сам не знал, что за внезапное помрачение рассудка побудило его отдать другу ключи. Возможно, надежда, что Гленн сосредоточится на дороге и не заведет бесконечной беседы – верней, монолога – о своей несчастной супружеской жизни. Вчера, когда они вернулись после допроса Бишопа, он три часа терпел его душевные излияния. Распитая на двоих бутылка «Гленфиддиша» лишь частично утишила боль. Утром снова пришлось его слушать, бреясь, одеваясь, завтракая хлопьями.

К его облегчению, Гленн вел машину разумно, за исключением одного спуска с холма, где он нарочно разогнался до ста тридцати миль в час и сделал пару крутых поворотов, демонстрируя свое искусство.

– Главное – держать дорогу и выбирать правильную скорость, – объяснил он.

Грейс не мог с ним согласиться, думая, что главное – не врезаться в солидные деревья, стоявшие по обеим сторонам шоссе. Когда выехали на автостраду М-23, он еще раз предупредил о камерах слежения, замеряющих скорость, о патрульных инспекторах, только и мечтающих прищучить полицейских из других подразделений. Напоминание подействовало.

Брэнсон сбросил скорость, вытащил свободной рукой мобильник, попробовал позвонить домой, проворчал:

– Вот сука… Не отвечает. Имею я право поговорить со своими детьми или нет?

– Ты имеешь право жить в собственном доме, – в который раз напомнил другу Грейс.

– Это ты ей скажи. Как официальный представитель закона.

Грейс потряс головой:

– Чем смогу, помогу, только вместо тебя бой не выиграю.

– Правильно. Извини за просьбу. Виноват.

– Что насчет лошади?

– Только о ней и говорит. Хочет заняться стипль-чезом. А лошадь серьезных денег стоит.

Про себя Грейс подумал, что жене Брэнсона следовало бы наведаться к психотерапевту, а вслух сказал:

– По-моему, ребята, вам надо сходить в консультацию по вопросам семьи и брака.

– Ты это уже предлагал.

– Правда?

– Сегодня часа в два ночи. И вчера. Повторяешься, старичок. Первый звонок от Альцгеймера. [32]

– Знаешь, в чем твоя проблема? – спросил Грейс.

– Кроме черной кожи? И низкого происхождения?

– Кроме.

– Не знаю. Объясни.

– В неуважении к таким же людям, как ты.

Брэнсон взмахнул рукой, оторвав ее от руля:

– Я их уважаю.

– Уже лучше.

В девять с небольшим Брэнсон остановил «мондео» у Арлингтон-стрит сразу за отелем «Ритц», напротив ресторана «Каприс».

– Неплохая тачка, – заметил он, когда они поднимались на холм мимо припаркованного «феррари». – Советую обзавестись вместо твоей вшивой «альфы». Повысь имидж.

– Мне для этого не хватает чуть-чуть мелочи, приблизительно в тысячу кусков, – объяснил Грейс. – А пока ты работаешь в моей бригаде, шансы на прибавку жалованья невелики.

Пройдя до верхнего конца улицы, они свернули на Пикадилли и сразу увидели справа впечатляющее здание, окрашенное в черный и золотой цвета. Огромные стеклянные окна ярко светились, изнутри доносился гул голосов. Красивая вывеска на стене гласила «Уолсли».

Их встретил швейцар в ливрее и цилиндре, воскликнув с легким ирландским акцентом:

– Добрый вечер, джентльмены!

– Здесь ресторан «Уолсли»? – уточнил Грейс, чувствуя себя не совсем в своей тарелке.

– Конечно! Мы вам очень рады! – Швейцар, придерживая дверь, пропустил их внутрь.

У администраторской стойки топтались несколько человек. Мимо с подносом, нагруженным коктейлями, промчался официант в огромный черно-белый сводчатый зал с галереями, забитый людьми, где стоял гулкий шум. Грейс огляделся. Старомодное великолепие эпохи модерна пронизано современностью. Обслуга в черном, почти все клиенты выглядят роскошно. Он решил, что Клио тут бы понравилось. Можно привести ее сюда, заехав на ночь в Лондон. Впрочем, лучше сначала справиться о ценах.

Им улыбнулась молодая администраторша, потом высокий мужчина с рыжими, модно длинными кудрявыми волосами, приветливо спросил:

– Добрый вечер, джентльмены. Чем могу служить?

– У нас назначена встреча с мистером Тейлором.

– С мистером Филом Тейлором?