– Я могу оставить тебя Сокровищу. На несколько дней, пока ты не передумаешь. – Ошейник Джолин щелкнул, открываясь. – Но не стану.
Все еще глядя прямо ему в глаза, Джолин дотронулась пальцами до шеи, словно желая убедиться, что ошейника больше нет.
– Ты не хочешь стать одним из моих Стражей? – спросила она, а потом мягко рассмеялась. – И не надо на меня так смотреть. Даже если я захочу привязать тебя против твоей воли, я не смогу этого сделать, пока тер’ангриал у тебя. Я согласна, мастер Коутон. И пусть это стоит, возможно, единственного шанса остановить Шончан, но я больше не стану досаждать… Сокровищу.
Туон зашипела, как мокрая кошка, и Мэт снова вздохнул. Так всегда, где-то выигрываешь – где-то проигрываешь.
Остаток ночи он провел за тем, что ненавидел больше всего на свете. За работой. Выкапывая яму поглубже, чтобы похоронить три пары а’дам. Он взялся за эту работу сам, потому что, как выяснилось, Джолин вознамерилась заполучить ошейники. В конце концов, это тер’ангриал, и Белой Башне просто необходимо изучить их. Может быть, так оно и есть, но Белой Башне придется поискать другие экземпляры. Мэт был уверен, что любой из Отряда Красноруких, благополучно не отдал бы их кому не следует, но все же решил не рисковать. Не ровен час, эти штуки всплывут снова, и неизвестно, чем все закончится на этот раз. Когда яма была Мэту по колено, начался дождь. Холодный пронизывающий дождь. К тому моменту, как дело было сделано, Мэт уже промок до нитки и перемазался в грязи по пояс. Отличное окончание отличной ночи. Да еще игральные кости в голове бесчинствуют.
Следующий день дал всем вздохнуть спокойно. Или, по крайней мере, так казалось. Туон, затянутая в голубое шелковое платье для верховой езды, дополненное широким кожаным поясом тонкой выделки, не просто поехала рядом с Мэтом, когда караван снова пустился в путь, а даже сделала Селусии знак рукой, когда та попыталась втиснуть своего мышастого между ними. Селусия раздобыла где-то себе коня – аккуратного мерина, который хоть и не дотягивал до Типуна или Акейн, но все же оказался проворнее того увальня в яблоках. Голубоглазая женщина – сегодня у нее под капюшоном мелькал ярко-зеленый шарф, – покорно пристроилась рядом с Туон, причем ее самообладанию могла позавидовать любая Айз Седай. Мэт не смог сдержать ухмылку. Настала ее очередь кусать локти. Лошадей было мало, поэтому настоящим Айз Седай пришлось ехать в фургоне; Метвин сидел слишком далеко, на козлах фиолетового фургона, так что не мог слышать, о чем беседовали Мэт с Туон. От ночного дождя на небе осталась лишь пара облачков. Все складывалось как нельзя лучше. И даже игральные кости, постукивающие в голове, не могли подпортить настроение. Ну, была парочка неприятных моментов, но только парочка.
Сначала над их головами пронеслась стая ворон – десяток или больше здоровых черных птиц. Они летели быстро, не отклоняясь от взятого курса. Мэт проводил их взглядом, пока они не превратились в точки и не растворились вдали. Ну кому это может испортить день? Ну, уж точно не ему. Разве что тем, кто живет посевернее.
– Ты знаешь, что это за предзнаменование, Игрушка? – поинтересовалась Туон. Она грациозно сидела в седле. Впрочем, она все делала грациозно. Мэт не мог вспомнить, что видел ее когда-нибудь неуклюжей. – Большинство примет, из тех, что я знаю, касаются ворон на крыше или карканья в сумерках и на рассвете.
– Это могут быть шпионы Темного, – заметил Мэт. – Иногда так бывает. Как раз вороны. И еще крысы. Но они не стали присматриваться к нам, так что не стоит беспокоиться.
Поправив волосы рукой в зеленой перчатке, Туон вздохнула.
– Игрушка, Игрушка, – пробормотала она, снова водворяя капюшон на место. – Ты веришь в эти детские сказки? Что если заснуть на Холме Старого Хоба в полнолуние, то змеи правдиво ответят тебе на три вопроса? Или что лисы крадут кожу людей и забирают из пищи всю суть, так что можно умереть с голоду, даже наевшись до отвала?
Приклеить улыбку удалось не сразу:
– Не припомню что-то таких.
Легкомысленный тон тоже оказался непростой задачей. Почему это она упомянула змей, дающих правдивые ответы, чем, собственно, Элфин и занимались? И лис, крадущих кожу? Наверняка, Илфин так и делают, а потом пускают трофеи на сувениры. Но вот от упоминания о Старом Хобе у него по спине побежали мурашки. Все остальное вполне может быть проделками та’верена. Туон явно не знала ничего ни о нем, ни о змеях, ни о лисах. В Шандалле, на родине Артура Ястребиное Крыло, Старым – Кайзеном – называли Темного. Илфин и Элфин тоже стоило бы приписать к Темному, но Мэт едва ли хотел думать об этом, потому как сам имел некоторое отношение к проклятым лисам. И к змеям тоже? От этой мысли в животе делалось нехорошо.
И все же поездка выдалась приятной, солнце, поднимаясь все выше, начинало пригревать, но жары не было. Мэт устроил шоу, принявшись жонглировать шестью деревянными шариками, а Туон, как он и надеялся, радостно смеялась и хлопала в ладоши. Этот трюк очень впечатлил жонглера, у которого Мэт купил шарики, тем более что, сидя верхом, управляться с ними было куда сложнее. Пара шуток Мэта насмешили девушку, а одна произвела обратный эффект – Туон закатила глаза и обменялась жестами с Селусией. Наверное, она не в восторге от анекдотов про служанок в общественных заведениях. Хотя шутка была вполне пристойной. Он же не законченный идиот. У Туон был удивительный смех – глубокий, теплый и свободный. Они разговаривали о лошадях и спорили о методах укрощения строптивых животных. В этой хорошенькой головке обнаружились весьма любопытные познания, например о том, что норовистого коня можно утихомирить, укусив его за ухо! От этого бедняга скорее рванет вверх, как огонь по стогу сена. И она никогда не слышала, что, чтобы успокоить лошадь, можно напевать себе под нос, и отказывалась верить, что этому приему – Мэт застеснялся и не стал демонстрировать его на практике – его научил отец.
– Ну, не могу же я это делать просто так, когда рядом нет коня, которого нужно успокоить, верно? – оправдывался он. Туон снова закатила глаза. Селусия последовала примеру госпожи.
И все же в этих спорах не было злобы, но чувствовалось, что противник силен духом. В Туон было столько этой силы, что порой делалось непонятным, как такое количество умещается в столь миниатюрной девушке. И именно ее молчание немного омрачило день, а не какие-то там лисы и змеи. Вся эта живность теперь далеко и ничего не может сделать. А Туон – вот тут, рядом, и у Мэта на нее большие планы. Она больше не вспоминала о случае с тремя Айз Седай, или, точнее, о том приключении, что сестры сами себе устроили. Она не упоминала и его тер’ангриал, и то, как все ее попытки заставить Теслин или Джолин направлять против него провалились. Прошлая ночь словно превратилась в сон.
Сетталь сказала, что Туон – все равно что генерал в преддверии битвы. По словам Эгинин, шончанка впитала умение плести интриги и лицемерие с молоком матери. И все это нацелено на него, Мэта. Но зачем? Вряд ли это можно назвать особым способом выражения привязанности, характерным для шончанских Высокородных. Эгинин, конечно, мало что знает, но такая версия точно не проходит. Он едва ли знаком с Туон пару недель, но уже успел похитить ее, а она называет его Игрушкой и однажды даже попыталась купить его – только круглый дурак может решить, что это признаки влюбленности. А может быть, она придумала изощренный способ отомстить за… только Свету известно, за что. Пару раз Туон заявляла, что сделает из него виночерпия. Эгинин пояснила, что это то же самое, что да’ковале, но не сумела дать более точного определения. Виночерпиев выбирали за красоту, и, по мнению Эгинин, Мэт не особо соответствовал. Ну, по правде говоря, он и сам не считал себя писаным красавцем, однако не собирался никому в этом сознаваться. Некоторые дамы весьма лестно отзывались о его лице. И вполне очевидно, что Туон не станет завершать церемонию бракосочетания только для того, чтобы Мэт почувствовал себя вольготно, а у нее появилась возможность неожиданно обрушить на его голову очередную порцию мучений. С женщинами всегда сложно, но по сравнению с Туон все кажется детскими игрушками.