– Это не упаковка, а гроб с посудой! Неужели не понятно – нельзя складывать фарфор вместе с чугуном!
– Подумаешь, – фыркнула девица, – и так доедет! Близко совсем, сверху подушкой придавим и порядок!
У меня не нашлось аргументов для возражений.
До трех утра я перекладывала чашки, тарелки, рюмки и бокалы, тщательно заворачивая каждый предмет в газету. По счастью, в комнате у Сережки и Юли нашлась целая кипа старых, пожелтевших изданий. Накормив всех ужином и дождавшись, пока домочадцы улягутся спать, я тихонько пролезла в супружескую спальню, вытащила пыльную кипу… Давно чесались руки выбросить этот хлам, так теперь хоть в дело пойдет.
К утру вся хрупкая столовая утварь была надежно упрятана. С чувством выполненного долга я прилегла на диван, не постелив белье. Мопсихи моментально затеяли драку за место у моего лица, но у меня не хватило сил их прогнать.
Из приятного сна меня вырвал нечеловеческий вопль. Я села и потрясла головой. Интересно, отчего я сплю одетой на неразобранном диване? Ах да, собирала посуду и жутко устала. Но что случилось с Сережкой?
– Кто? – орал парень. – Кто?
Покряхтывая, я побрела на кухню. Там уже толпились недоумевающие домочадцы, кошки и собаки.
– Кто? – не утихал Сережка, тыча пальцем в собранные мной коробки. – Кто?
– Ты недоволен, как сложили посуду? – поинтересовалась я.
Но парня словно заело.
– Кто? – тупо повторял он. – Кто?
– Интересуешься, кто сделал данное богоугодное дело? Я.
– Лампадель, – взвыл Сережка, – сейчас убью!
– Ну ничего себе, – разозлилась я, – полночи потратила на чашки! Между прочим, никто даже не помог! Все преспокойненько дрыхли, а я трудилась, как пчелка! Каждый предмет в бумагу обернула.
– Где ты взяла газеты? – неожиданно тихо осведомился Сережка.
– У тебя под кроватью.
– Ты уничтожила архив, я собирал его несколько лет!
– Архив? – вырвалось из моей груди. – Пыльные, грязные листочки?
– Я откладывал самые интересные рекламные объявления, – чуть не зарыдал парень.
– Так зачем ты держал его под кроватью? Разве это подходящее место для архива?
– Мне так было удобно, – ответил Сережка.
Я в растерянности молчала. Юлечка подошла к коробке и развернула пару тарелок.
– Не стоит убиваться, – пробормотала она, – Лампа ничего не порвала.
– Вот-вот, – воспряла я, – я заворачивала в целые страницы, даже лучше стало, пыль с них стряхнула. Переедем на новое место, я посуду аккуратненько разверну и отдам тебе архив в целости и сохранности!
– А, – махнул рукой Сережка и выскочил в коридор.
– Не обращай внимания, – успокоила меня Юля, – он про этот архив давным-давно забыл.
После того как вскипел чайник, мы вспомнили, что посуда упакована и пить не из чего. Но тут Кирюшка приволок штук десять картонных стаканчиков с надписью «Кока-кола». Мы повеселели, проглотили кофе с бутербродами и разлетелись по делам.
Перспектива получить семь тысяч от Бурлевского радовала меня чрезвычайно, тем более что гонорар, обещанный Олегом Яковлевичем Писемским за розыск жены, скорей всего мне не достанется. Я была почти на сто процентов уверена, что Ксения Федина – это Татьяна Митепаш, каким-то образом сменившая имя и фамилию. Только установить местонахождение Татьяны, кажется, невозможно. Честно говоря, я надеялась, что хоть какой-нибудь свет на эту темную историю прольет бывшая жена Бурлевского…
От полного отчаянья я решила пойти в дом умершей и порасспрашивать соседей. Вдруг кто-то видел Татьяну и случайно знает, где ее искать.
Наверное, мне в голову пришла отличная мысль. Бабушки, сидящие перед подъездом, знают все обо всех, но только холодным декабрьским днем лавочка возле хлебного ларька оказалась пуста. Домовые сплетницы балдели у телевизоров, внимая очередному сериалу.
Я добралась до квартиры Ломакиной и уже хотела позвонить в дверь к ее соседям, как ухо уловило слабую музыку, доносившуюся из-за железной двери ее квартиры, к тому же на ней не было бумажки с печатью. В квартире Ломакиной кто-то ходил. Я надавила на звонок, выглянула женщина лет пятидесяти в ярком спортивном костюме:
– Вам кого?
– А вы кто? – пошла я в наступление, не давая тетке опомниться.
– Как кто? – изумилась дама. – Убираюсь, вещи покойной складываю, завтра ее похороним наконец. Сестра я ее, Лена.
– Ах сестра, – пробормотала я и нырнула в прихожую.
– Да, сестра, Лена, – растерянно повторила женщина, – а сами вы кто?
– Из милиции, веду дело Татьяны Митепаш, вот хотела поговорить со Светланой Родионовной.
– Ее убили, – коротко пояснила Лена и добавила: – Довралась Танька, милиция интересуется! Да вы проходите.
– Как убили?! – «изумилась» я, стаскивая куртку. – Вроде на теле не было никаких следов…
Сказав последнюю фразу, я быстренько захлопнула рот. Ну надо же быть такой дурой! Если я собиралась побеседовать с Ломакиной, то никак не могла видеть труп! Но Лена не обратила внимания на мою ошибку и пояснила:
– А и не могло быть следов. Ей вкололи огромную дозу тразикора.
– Что? – не поняла я.
Лена прошла на кухню, поставила чайник и спокойно пояснила:
– Препарат из группы бета-адреноблокаторов. Летальные исходы в случае передозировки составляют девяносто процентов.
– Ее можно было спасти?
Сестра отвернулась к окну.
– Ну если сразу промыть желудок, дать активированный уголь в виде взвеси, потом сернокислую магнезию. При шоке следует вводить полиглюкин, мезатон, преднизолон, если это не поможет, внутривенно капельно вводят добутрекс, еще атропин, эфедрин подкожно…
– Вы врач?
– Медсестра в реанимации…
– Почему же Светлана сразу не позвонила вам?
Лена пожала плечами:
– Наверное, убийца сидел рядом, хотя…
– Что?
– Мы не слишком дружили, так просто поддерживали отношения, я на нее обиделась.
– Почему?