Грендаль сожалела, что среди вещей, забранных ею из Иллиана после гибели Саммаэля, не нашлось хотя бы простейшего транскрибера. Пугающая примитивность нынешней эпохи создала много неудобств, хотя и не была лишена особенностей, способных доставить удовольствие. В большой бамбуковой клетке в дальнем конце просторного зала мелодично щебетали птицы – сотня птиц с яркими, разноцветными хохолками, почти столь же красивые, как стоявшие по обе стороны двери юноша и девушка в прозрачных одеждах, не сводившие с нее преданных, жаждущих служения ее прихотям, глаз. Конечно, масляные лампы горели не так ярко, как световые шары, однако их свет, отражаясь от огромных зеркал и выложенного чешуей золотых пластин потолка, придавал всей комнате варварское великолепие. Само собой, просто произносить слова гораздо удобнее, но когда собственноручно выводишь их на бумаге, в этом есть что-то изысканное, как будто делаешь эскизы. К тому же освоить современную незамысловатую письменность было совсем несложно, да и научиться копировать чужой почерк и стиль ничуть не труднее.
Подписавшись пышным – разумеется, не своим собствен-ным – именем, Грендаль присыпала плотный лист песком, потом сложила его и запечатала одним из множества разложенных на письменном столе перстней с печатями. На неправильном круге сине-зеленого воска запечатлелись Рука и Меч Арад Домана.
– Доставить лорду Итуральде, как можно скорее, – промолвила она. – И передай только то, что должен ему передать.
– Будет исполнено, миледи, со всею быстротой, на какую способны кони, – отозвался Назран, с поклоном приняв послание и с довольной улыбкой разгладив пальцем усы. Крепко сбитый, смуглый, в прекрасно подогнанном голубом кафтане, он был привлекателен, хотя, на взгляд Грендаль, и недостаточно. – Письмо мне передала леди Тува, успела передать, прежде чем скончаться от ран. Она была послана к Итуральде Алсаламом, но в пути подверглась нападению Серого Человека.
– Удостоверься, чтоб на бумаге была человеческая кровь, – указала Грендаль. Она сомневалась, чтобы в этот дикий век кто-нибудь сумел бы отличить человеческую кровь от любой другой, однако, уже столкнувшись с некоторыми неприятными сюрпризами, рисковать не хотела. – Достаточно крови для убедительности, но не столько, чтобы нельзя было ничего прочесть.
Назран снова поклонился, с явной неохотой оторвал от хозяйки выразительный взгляд черных глаз и двинулся к выходу, печатая шаг по бледно-зеленому мраморному полу. Слуг он не замечал или делал вид, будто не замечает, хотя юноша был когда-то его другом. Одного лишь касания Принуждения было довольно, чтобы добиться от него беспрекословного повиновения, не говоря уж о том, что он, конечно же, испытал на себе ее очарование. Грендаль тихонько рассмеялась. Точнее, думает, будто испытал. Мог бы, наверное, и вправду познать, будь он еще чуточку покрасивее. Но тогда, разумеется, он оказался бы не пригоден ни к чему другому. А сейчас он загонит коней, стремясь к лорду Итуральде, и если письмо, якобы написанное самим королем, столь важное, что пытавшаяся доставить его близкая родственница Алсалама пала от руки Серого Человека, не усилит угодный Великому Повелителю хаос, этого не добьешься ничем, кроме, быть может, погибельного огня. А заодно послание послужит и ее целям. Ее собственным.
Рука Грендаль потянулась к одному из лежавших на столе колец – простому, без печатки, золотому ободку, такому маленькому, что оно подходило лишь для ее изящного пальца. Было приятной неожиданностью обнаружить среди вещей Саммаэля ангриал, предназначенный для женщины. К немалой своей радости она сумела завладеть многими полезными вещами, притом что ал’Тор и его щенки, называющие себя Аша’манами, беспрестанно шарили по Саммаэлевым тайникам в Большом Зале Совета и подчистую вымели все, что не успела забрать она. Опасные щенки, особенно ал’Тор. Ей вовсе не хотелось разделить участь Саммаэля. А потому следует ускорить осуществление собственных замыслов и исключить всякую возможность для кого бы то ни было провести линию от Саммаэля к ней.
Неожиданно в дальнем конце комнаты возникла ярко засверкавшая на фоне висевших между золочеными рамами зеркал драпировок серебристая вертикальная щель, появление которой сопровождалось хрустальным перезвоном. Грендаль удивленно подняла бровь – оказывается, кто-то еще помнил правила учтивости давно минувшей эпохи. Поднявшись, она надела на мизинец, где уже красовался перстень с рубином, золотое кольцо, обняла через него саидар и свила паутину, чтобы тот, кто хотел открыть проход, услышал ответный звон. Не слишком могущественный, ангриал все же позволял не на шутку ошеломить всякого, считавшего, что ему ведома ее сила.
Проход открылся, и вперед осторожно ступили две женщины в почти одинаковых черно-красных одеяниях. Во всяком случае, Могидин точно была настороже: черные глаза поблескивали в поисках ловушек, руки разглаживали широкую юбку. Переходные врата уже закрылись, но она продолжала удерживать саидар. Разумная предосторожность, и вполне естественная для опасливой Могидин. Грендаль и сама не отпустила Источник. Спутница Могидин, миниатюрная молодая женщина с длинными серебристыми волосами и ясными голубыми глазами, держалась на удивление высокомерно, словно знатная особа, оказавшаяся в кругу простолюдинов и предпочитающая их не замечать. Она едва удостоила Грендаль взгляда. Глупая девчонка явно подражала Паучихе. И подражала по-глупому: красный и черный цвета ей не шли, а столь впечатляющую грудь можно было подчеркнуть лучше.
– Грендаль, это Синдани, – представила девушку Могидин. – Мы... работаем вместе.
Она назвала имя без улыбки, зато Грендаль улыбнулась. Прелестное имя для более чем прелестной девицы. Хотелось бы знать, какой странный поворот судьбы побудил мать дать дочери имя, означающее «Последний шанс»? Лицо Синдани оставалось невозмутимым, но при виде улыбки Грендаль ее глаза сверкнули. Эта раскрашенная куколка, статуэтка изо льда, под которым таилось пламя, видимо, знала значение своего имени и оно ей не нравилось.
– Что привело тебя и твою подругу ко мне, Могидин? – спросила Грендаль, никак не ожидавшая, что Паучиха вдруг вылезет из теней. – Можешь без опаски говорить при моих слугах. – Повинуясь ее жесту, стоявшие у дверей упали на колени, прижавшись лицами к полу. Они были живы, но немногим отличались от мертвых.
– Неужели они забавляют тебя после того, как ты отняла у них все? – неожиданно спросила Синдани, сохраняя надменный вид и держась очень прямо, словно стараясь выглядеть выше, чем она есть. – Ты знаешь, что Саммаэль мертв?
Грендаль потребовалось некоторое усилие, чтобы сохранить маску спокойствия. Поначалу она думала, что Могидин попросту привела с собой обычную Приспешницу Темного, выполнявшую ее поручения. Возможно, из благородных, полагавшую, будто ее титул имеет какое-то значение. Но когда девица подошла поближе... В Единой Силе она была могущественнее самой Грендаль! Даже в ее эпоху подобные способности считались необычными для мужчин, а у женщин встречались и совсем редко. Немедленно, инстинктивно Грендаль отказалась от недавнего намерения отрицать всякую связь с Саммаэлем.