– Я не должен был рассказывать тебе об этом.

Мин вздрогнула; она даже не слышала, как Ранд пересек комнату. Его пальцы гладили ее по щеке, вытирая слезы. Она плакала.

– Прости меня, Мин, – мягко проговорил Ранд. – Мое общество сейчас не слишком приятно. Из-за меня умер человек, а я способен лишь беспокоиться о том, с какой стати его убили.

Обхватив Ранда руками, Мин прижалась лицом к его груди. Она никак не могла остановить слезы. Она никак не могла остановить дрожь.

– Я зашла в комнаты Колавир. – Все вновь ожило в памяти. Пустая гостиная, ни одного слуги. Спальня. Она не хотела вспоминать, но теперь, когда уже заговорила, слова хлынули из нее потоком. – Я подумала: раз ты ссылаешь ее, может, есть способ избежать того, о чем говорили образы, которые я видела рядом с ней. – На Колавир было ее, наверно, самое красивое платье из темного мерцающего шелка с водопадом нежнейших соваррских кружев цвета старой резной кости. – Я подумала, что на этот раз все не должно быть точно так, как я видела. Ты же та’верен. Ты можешь изменить Узор. – На Колавир были также ожерелье и браслеты с изумрудами и огневиками, кольца с жемчужинами и рубинами, несомненно лучшие ее драгоценности, а в волосах – желтые алмазы, прекрасно имитирующие корону Кайриэна. Ее лицо... – Она находилась в своей спальне, висела на одном из столбов кровати – глаза выпучены, язык высунут, лицо раздулось, почернело. Пальцы ног над опрокинутой табуреткой.

Беспомощно рыдая, Мин повисла на Ранде. Он обнял ее – ласково, нежно.

– Ох, Мин, твой дар не приносит тебе никакой радости, одну боль. Если бы я мог взять на себя твою боль, Мин. Если бы я мог...

Постепенно она стала ощущать, что он тоже дрожит. О Свет, он так упорно старается казаться железным, таким, каким, по его понятиям, должен быть Возрожденный Дракон, но каждый раз, когда кто-то погибал из-за него, это словно убивало и его; смерть Колавир он скорее всего воспринял не менее болезненно, чем гибель Фила. Его сердце истекало кровью, когда все вокруг рушилось, хоть он и притворялся, что это не так.

– Поцелуй меня, – пробормотала Мин.

Ранд не двинулся, и она подняла на него взгляд. Он неуверенно заморгал, глядя на нее; глаза, только что казавшиеся серыми, поголубели, точно утреннее небо.

– Я не дразню тебя. – Сколько раз она дразнила его, сидя у него на коленях, называла овечьим пастухом, не осмеливаясь произнести его имя из опасения, что он услышит в ее голосе нежность? Он мирился с этим, думал, что она лишь дразнит его и тут же ускользнет, как только почувствует, что он и в самом деле взволнован. Ха! Тетя Джан и тетя Рана говорили, что нельзя целовать мужчину, если не собираешься за него замуж, но тетя Мирен, похоже, лучше разбиралась в подобных делах. Она говорила, не нужно целовать мужчину просто так, ничего не испытывая к нему, потому что они слишком влюбчивы. – Я вся заледенела внутри, овечий пастух. Колавир и мастер Фил... Согрей меня... Мне нужно... Пожалуйста...

Ранд очень медленно наклонил голову. Сначала это был братский поцелуй, пресный, как разбавленное водой молоко, утешающий, успокаивающий. Потом он стал совсем другим. Ничуть не успокаивающим. Резко выпрямившись, Ранд попытался вырваться из объятий Мин.

– Мин, я не могу. Не имею права...

Захватив прядь его волос, она притянула к себе его губы, и через некоторое время – очень недолгое – он перестал сопротивляться. Мин не была уверена, ее руки первыми начали рвать шнуровку у ворота его рубашки или наоборот, но в одном она не сомневалась ни капли. Если бы он даже сейчас попытался вырваться из ее объятий, она схватила бы одно из копий Риаллин, а может, и все лежавшие рядом, и просто заколола бы его.

Решительно шагая по коридорам Солнечного Дворца к выходу, Кадсуане изучала айильских дичков со всей внимательностью, которая была ей доступна, учитывая, что она не хотела делать это открыто. Кореле и Дайгиан молча следовали за ней; они уже достаточно хорошо изучили ее нрав, чтобы не досаждать ей своей болтовней, чего нельзя сказать о тех, кто останавливался несколько дней назад в маленьком дворце Арилин и кого она в конце концов выгнала вон. Множество дикарок, и каждая глядела на Айз Седай точно на недавно вычесанную от блох дворняжку, покрытую язвами и оставляющую грязные следы на новом ковре. Некоторые смотрели на Айз Седай с благоговением и обожанием, другие – со страхом и ненавистью, но никогда прежде Кадсуане не сталкивалась с презрением, даже со стороны Белоплащников. Тем не менее народ, породивший такое количество дичков, безусловно мог бы стать для Башни источником полноводного потока способных девушек.

Со временем так и будет, и пусть провалятся в Бездну Рока все обычаи, если потребуется. Но не сейчас. Этого мальчишку ал’Тора следует заинтриговать в достаточной степени, чтобы он позволил ей находиться рядом. Его душевное равновесие настолько хрупко, что достаточно слегка подталкивать его локтем, направляя в нужную сторону, и он даже не заметит этого. Только это сейчас по-настоящему важно, только этим и следует заниматься. Нужно сделать так, чтобы ничто не повлияло на него, не расстроило его планов, не подтолкнуло на неверный путь. Ничто.

Шестерка подобранных в масть серых, запряженная в блестящую черную карету, терпеливо дожидалась во дворе. Слуга бросился открыть дверцу, на которой чуть выше красной и зеленой полос были изображены две серебряные звезды, и поклонился трем Айз Седай, опустив лысую голову почти до колен. До сих пор Кадсуане не заметила в Солнечном Дворце никого в ливрее, за исключением тех, кто носил цвета Добрэйна. Ясное дело, слуги не знали, что им следует носить, и боялись ошибиться.

– Я шкуру содрала бы с Элайды, если бы только добралась до нее, – сказала Кадсуане, как только карета, накренившись, тронулась с места. – Это глупое дитя сделало мою задачу почти невыполнимой.

А потом она внезапно расхохоталась – Дайгиан изумленно вытаращилась на нее, не сумев сдержаться. Губы Кореле невольно растянулись в улыбке. Ни та ни другая ничего не понимали, а Кадсуане и не думала объяснить. Так было на протяжении всей ее жизни – лучший способ заинтересовать ее состоял в том, чтобы сказать, что поставленная задача невыполнима. Однако с тех пор, как она в последний раз столкнулась с задачей, которая на самом деле оказалась невыполнимой, прошло свыше двухсот семидесяти лет. Любой день сейчас мог стать для нее последним, но юный ал’Тор должен довести все, что положено, до конца.

Глава 20 УЗОРЫ ВНУТРИ УЗОРОВ

Севанна с презрением разглядывала своих запыленных спутниц, усевшихся в кружок вместе с ней на маленькой лужайке. Почти безжизненные ветки над головой давали совсем немного прохладной тени. Долина, где Ранд ал’Тор нанес им смертельный удар, лежала более чем в сотне миль к западу, и все же эти женщины нет-нет да и оглядывались через плечо. Без парильни никто из них не мог как следует привести себя в порядок, разве что торопливо вымыть лицо и руки в конце дня. Восемь маленьких серебряных чашечек, все разные, и серебряный чайник, помятый при отступлении, стояли рядом с Севанной на сухих листьях.