– Почему тогда нас буквально шантажировали? – спросила Ася. – Дядька из органов, Иван Николаевич, говорил, что людям из-за самоубийства Маловой ни квартир, ни дач не видать. Значит, тот, кто высокий пост занимает, нарушает Конституцию! Он не имеет права у институтских жилье отнимать! Покажите мне статью закона, где написано: «Человек лишается права на жилье, если его коллега прыгнул с чердака»…
Внезапно дверь на кафедру тихонько скрипнула, Захаркина испугалась.
– Ну все! Мне пора! Извини, ты несешь чушь! Ступай домой, выпей чаю, выспись и приходи на работу в нормальном расположении духа. Считай, нашего сегодняшнего разговора не было, я забуду о нем. Просто ты испытала от известия о смерти Розы сильный стресс.
– Вы хотите дачу? – подняла голову Ася.
– Да, – ответила Захаркина, – я заявление в местком давно отнесла.
– Значит, вы тоже решили правду на участок променять. А я знаю, кто виноват – Матвей и Акула! Розка не прыгала вниз, они ее убили! Влили водки в рот и сбросили! – лихорадочно блестя глазами, воскликнула Ася. – Мне Розка кой-чего рассказала… Эх, надо было на собрании бучу поднять, при всех все выложить… Но мне не поверили бы… Доказательств нет, а слова Маловой, да еще в моей передаче, в расчет не примут. Вон как ловко они придумали – опухоль! Теперь я могу что угодно вспоминать, в ответ услышу: она из-за болезни разум потеряла. Но я добьюсь своего, отыщу доказательства! Мать Розы молчит, потому что боится. А я Матвея и Акулу разоблачу!
Вот тут Людмила испугалась по-настоящему. Как известно, и у стен имеются уши, а уж в их институте они понатыканы везде. Только о чем-то подумаешь, вмиг Царице донесут. А та за веревочку дернет, и где окажется Захаркина? Выгонят ее с позором, на преподавательскую работу более не устроится, придется в дворники идти.
– Ты сошла с ума! – нервно воскликнула Люда и кинулась за сумкой. – Надеюсь, помешательство у тебя временное, от переживаний. Давай считать, что ты сейчас никаких глупостей не говорила, а я их не слышала, хорошо? Матвей строг, но справедлив, а Антонина отличный преподаватель.
Ася опять легла на диван и свернулась в комок, а Захаркина, схватив свои вещи, выскочила в коридор.
Больше Людмила Рогову не видела. На следующий день Ася не вышла на работу, на кафедре объявили о ее болезни. Через некоторое время у девушки закончился срок аспирантуры, работу она не представила и была отчислена. Захаркина никаких подробностей об Асе не знала, да они ее и не очень интересовали – Людмиле наконец-то выделили участок в Евстигнеевке, и она занялась возведением дома.
Несмотря на полнейшее отсутствие в стране стройматериалов, люди каким-то образом ухитрялись достать необходимое, и очень скоро в Евстигнеевке поселилось много коллег Захаркиной. В те далекие годы все друг друга знали, а клубом служил местный магазин, где вечно толпилась очередь. Иногда в лавку за покупками заруливала на своем «Запорожце» Акула, и тогда люди расступались, чтобы Царица беспрепятственно продефилировала к прилавку. Даже смерть Матвея не пошатнула статус дамы. Более того, когда профессора не стало, сотрудники института начали жалеть Антонину. Все знали, как она любила мужа, и даже те, кто откровенно ненавидел Акулу, признавали: она идеальная жена. Впрочем, и Матвей Витальевич был редкостным мужем, слова «надо посоветоваться с Тоней» люди слышали от него практически по любому поводу. Другого бы мужчину сочли подкаблучником, но ректор никогда не был тряпкой, а жена не вила из него веревок. Фраза «Мой муж гений, ему нет равных» произносилась Антониной несколько раз в день. Похоже, супруги обожали друг друга. На одну из годовщин свадьбы ректор подарил жене «Запорожец». Антонина получила права и стала страстной автомобилисткой. Кстати говоря, у Матвея потом появилась возможность приобрести «Волгу», но супруга отказалась.
– «Запорожец» мне дорог, – сказала она, – это лучшая машина на свете. Если хочешь, сам езди на «Волге», а я останусь со старым другом.
Так что Антонину нельзя всю мазать черной краской, ей были свойственны романтические чувства, она умела любить. Вот только ее положительные эмоции не распространялись на подчиненных мужа.
Когда Матвей скончался, кое-кто в институте, потирая руки, начал ждать расправы над Акулой.
Но очень скоро злопыхатели испытали горькое разочарование. Новый ректор приседал и кланялся при виде вдовы предшественника. Акула по-прежнему работала на кафедре и без ее одобрения ничего важного в институте не происходило.
К середине девяностых годов институт почти развалился, основная часть сотрудников разбежалась кто куда. Люди пытались не умереть с голоду, дипломированные биологи были никому не нужны, поэтому профессора выживали, как могли. Один раз Захаркина заехала в Лужники, где располагался крупнейший по тем временам вещевой рынок, и увидела за прилавками сразу нескольких своих бывших коллег, ставших теперь «челноками» и торговцами.
Сама Людмила перебралась на постоянное жительство в Евстигнеевку, а городскую квартиру сдала. Получаемых от съемщиков денег хватало на продукты, и преподавательница внезапно ощутила себя счастливой. Да, в стране голод и разруха, а по улицам Москвы периодически ходят демонстрации и лязгают гусеницы танков, но Захаркиной-то очень хорошо! Она всю жизнь мечтала поселиться в деревне и наконец получила то, что хотела. Людмила увлекалась траволечением и стала жить обособленно от людей. Но магазин ей посещать приходилось, и один раз новоявленная сельская жительница стала свидетельницей отвратительной сцены.
В тот день в сельпо завезли китайскую тушенку – неслыханный по голодным временам деликатес. Весть о консервах мгновенно разнеслась по деревне, и жители ринулись в торговую точку. Конечно же, у прилавка вытянулась очередь. Не успела продавщица проорать: «Банок мало, чтобы всем хватило, больше двух в одни руки не дам!» – как дверь распахнулась, и в зал вошла Акула.
Не обращая ни малейшего внимания на присутствующих, она приблизилась к прилавку и спокойно сказала:
– Валя, дайте мне пару ящиков тушенки.
Торговка опрометью кинулась в подсобку, в магазине повисла напряженная тишина. Воздух сгустился до такой степени, что его, казалось, можно было резать ножом.
– Встаньте за мной, – вдруг подала голос Ира Рюмкина, замыкавшая хвост очереди.
Акула не пошевелилась.
– Валентина, – не успокоилась Ирина, – напоминаем тебе, ты даешь по две банки в руки и своих приятельниц не пропускаешь!
Продавщица грохнула на пол ящик с банками.
– Это же жена Матвея Витальевича, – жалобно произнесла она.