Мура вздрогнула. Похоже, Акула дает ей понять, что все тайны Бирк ей известны. Конечно, времена изменились, но Муре-то до сих пор было страшно. И по какой причине Антонина вспомнила об Алевтине? Что еще за намеки?

– Ну а что касается твоей службы… – как ни в чем не бывало продолжала Акула. – Как член Ученого совета я попыталась тебе помочь. Видишь ведь, что происходит в стране? Наука никому не нужна, институт тихо идет ко дну. Спасибо, первая лаборатория предложила заниматься кормами для животных. Ну да это неинтересно. Чтобы выжить, мы будем сдавать часть здания арендаторам, закроется три четверти научных проектов, грядут огромные увольнения. Я решила вывести тебя из-под удара и пристроила в отдел корреспонденции, там как раз освободилось место упаковщицы. Служба нехитрая – заворачивать посылки, любой справится. Зарплата, конечно, маленькая, но зато стабильная, и ты будешь сидеть в тепле.

Мура потеряла дар речи, Антонина же как ни в чем не бывало продолжала:

– Понимаю, не очень приятно после долгих лет исследовательской работы стать техсотрудником. Но когда пойдешь домой, посмотри на торговцев у метро. Кто там стоит с газетами-сигаретами-конфетами? Мура, очнись! На холоде трясутся представители интеллигенции, кандидаты и доктора наук! Ты еще поблагодаришь меня, когда узнаешь, сколько народа собрался уволить новый ректор.

Мура, не сказав Акуле ни слова, вышла в коридор. Более они не общались. Бирк подала заявление об уходе, пристроилась в школу учительницей биологии, но чувство обиды не проходило. Иногда до Муры долетали обрывочные сведения об институтских делах. Вроде коллектив сначала отпустили в бессрочный отпуск, потом вновь позвали на работу, заведение стало частным…

– Может, вы ошиблись? – спросила я. – Вдруг Колоскова, узнав раньше других о сокращении кадров, действительно задумала помочь вам?

– Мы никогда не были близки! – возмутилась Мура. – Общались, пока наши мужья поддерживали отношения! И я абсолютно уверена: Акула хотела от меня избавиться. Я ей по какой-то причине мешала, раздражала ее.

– Но если вы много лет не посещали дачу Колосковой…

– Я вообще в ее доме ни разу не была, – перебила Мура. – Приходила, правда, очень давно, на городскую квартиру.

– Тогда откуда вы знаете про тайник на лестнице? – закончила я фразу.

Мура приоткрыла рот. Было видно, что вопрос застал ее врасплох.

– Понимаете, – протянула дама, – случилась очень интересная история. Сюда, в этот дом, не так давно пришла милейшая Настенька…

Договорить Мура не успела. Дверь в комнату с грохотом открылась, на пороге возникла тоненькая фигурка в короткой клетчатой юбчонке, в майке с надписью «Че Гевара» и в ярко-красных лаковых сапогах-ботфортах.

– Ба… – с трудом произнесла вошедшая, потом вытянула вперед руки, растопырила пальцы с ногтями черного цвета и рухнула, обвалив маленький столик, на котором стоял очень старый радиоприемник, похожий на ящик для инструментов.

Глава 27

Мы с Мурой кинулись к потерпевшей бедствие красавице.

– Что с ней? – заломила руки Бирк. – Жаннуся, очнись!

Девушка пошевелила руками.

– Ммм… – донеслось с пола, – с-с-суки…

По комнате поплыл крепкий запах алкоголя.

– Боже! – отшатнулась Мура.

– Д-д-дура! – заорала внучка и икнула.

По лицу Муры покатились слезы, но пожилая дама сумела справиться с собой. Она мгновенно вытерла глаза и сказала:

– Уважаемая Виола, вам лучше уйти.

– Вы уверены? – осведомилась я. – Может, мне помочь вам чем?

– Спасибо, не надо.

– Вы не сумеете поднять девушку!

Мура посмотрела на внучку, которая, тщетно пытаясь встать, по-мужицки материлась, и неожиданно заявила:

– У Жанны эпилепсия.

– Болезнь? – удивленно спросила я. – Судороги?

– Да, да, – закивала хозяйка, – у нее бывают припадки. Я хорошо знаю, как поступить. Уходите спокойно!

Мне стало жаль Муру, которой отчаянно хотелось обелить в моих глазах непутевую внучку.

– Давайте вместе унесем ее в спальню? – предложила я.

– Нет, спасибо, – отказалась Мура.

– Ну хоть остатки радио я соберу!

На лице Бирк появилось выражение такого отчаяния, что я, перепрыгнув через юную пьяницу, ринулась к выходу.

– До свидания, душенька, – вспомнила о вежливости старушка.

– Если не возражаете, я навещу вас еще раз завтра, – не оборачиваясь, ответила я. – Право, мне жаль, что у столь юной девушки такая серьезная болезнь. Эпилепсия – очень неприятная штука.

Очутившись на улице, я оперлась на машину Даны и некоторое время стояла, тупо глядя на облетевший под осенним ветром клен. Затем села за руль и машинально бросила взгляд на часы.

День прошел, а я этого и не заметила.

Отчего-то большинство людей уверено, что старики – это мудрые, приятные бабушки и дедушки, достойно прожившие свою жизнь и теперь помогающие детям поднимать внуков. Конечно, я знаю подобных. Вам очень крупно повезло, если вы имеете в семье пенсионера, который самоотверженно ведет домашнее хозяйство, сопровождает младшее поколение в школу, готовит, убирает, стирает… Вернетесь с работы усталая, а в семье полный порядок. Но встречала я и других людей. Примеры? Пожалуйста. Злобная бабка, сталкивающая лбами дочь и зятя. Или вечно зудящая о своих мыслимых и немыслимых болезнях пенсионерка, буквально заедающая жизнь сына, постоянно повторяющая пятидесятилетнему отпрыску: «Вот умру, тогда и приведешь в дом проститутку». Не лучше вышеперечисленных и молодящаяся дамочка, которая до девяноста лет велит звать себя «Танечкой» и твердит: «Какие внуки? Я с трудом подняла детей, теперь хочу отдохнуть».