Когда она вернулась, Алек уже был одет и сидел за письменным столом, изучая какие-то бумаги.
— О, да ты выглядишь так, словно сейчас готов отправиться в Эсембли-рум.
— Эсембли-рум? У вас в колониях есть такие?
— Не будь снобом. Погоди, а откуда ты знаешь, что в Англии они есть?
— Вот знаю и все. Не могу сказать точно, но знаю. Ты капитан этого судна?
— Да.
Джинни бессознательно подняла подбородок, ожидая, что он начнет спорить, скажет, что она не способна управлять кораблем, что он возьмет команду на себя.
Но Алек молчал, задумчиво глядя на нее.
— По-моему, крайне необычно, — объявил он наконец. — Женщины просто не бывают капитанами.
— Наверное, нет, но тебе не стоит волноваться. Я вполне справляюсь.
Алек нежно улыбнулся:
— Если я женился на тебе, значит, ты не просто вполне, а превосходно справляешься.
— Ты не возражаешь против того, что я командую твоим судном? — очень медленно выговорила она.
— Но почему? Ты смогла провести нас через ураган, сама сказала. И кроме того, кажешься умной и образованной. А насчет того, какова ты в постели… я уже говорил, у тебя прелестные груди. Насчет остального… время покажет.
— Как обычно.
Оба замолчали; Джинни размышляла о том, как странно все обернулось, гораздо более странно, чем мог представить Алек. Подумать только, ведь он сам запрещал ей выходить на палубу! А теперь, наоборот, рад тому, что его жена — капитан клипера!
И тут, словно отвечая ее мыслям, Алек сказал:
— Совершенно непонятная вещь.
— Что именно?
— Сижу здесь, на борту корабля, не зная, кто я, и гадая, почему капитан — моя жена. Почему-то, где-то глубоко в душе, я уверен, что должен им быть.
— Ты был капитаном баркентины, которая идет за нами, — тщательно выбирая слова и стараясь говорить как можно спокойнее, объяснила Джинни. — Собственно говоря, это твое судно. У тебя их еще с полдюжины, по крайней мере ты так сказал. Алек взмахом руки отмел в сторону все ее доводы: — Да, знаю, но дело не в этом. — Вздохнув, он рассеянно потрогал чистую повязку на голове. — Не обращай на меня внимания. Просто…
— Глупости, Алек. Ты на борту моего корабля, и мой долг заботиться о тебе, а кроме того, ты мне небезразличен. Знаю, ты должен чувствовать себя так, словно слетел с горы вверх задницей, но…
— Вверх чем?
Лицо Алека осветила сверкающая улыбка, словно сквозь тучи, затянувшие небо, внезапно прорвалось солнце.
— Просто такое выражение.
— Кажется, я поймал свою скромную маленькую жену на совершенно неприличных выражениях?
— Не таких уж неприличных.
— Как же мне наказать тебя? Посадить себе на колени и стянуть эти идиотские панталоны, которые ты все время таскаешь?
— Алек! Теперь я вижу, что некоторые вещи ты ни за что не сможешь забыть! Просто возмутительно! Никакая потеря памяти тебя не излечит!
Алек, неожиданно почувствовав, как устал, откинул голову на спинку кресла.
— Иди в постель, — попросила она, положив руку ему на плечо.
— А ты пойдешь со мной?
— Да.
Если Алек и имел в виду еще какие-то занятия, кроме сна, все его намерения немедленно исчезли, стоило ему лечь. Джинни едва успела свернуться клубочком под боком мужа, как он уже дышал глубоко и ровно.
— Интересно, что бы я сделала, вздумай ты в самом деле раздеть меня, — сказала она вслух, поднимаясь с койки. — Возможно, задыхалась бы от наслаждения и забыла бы обо всем.
Джинни покачала головой, ошеломленная собственными мыслями. Неужели он не забыл, как любить женщину? Помнит все изумительные, жгучие ласки, которыми осыпал ее? Что ж, скоро все станет ясно.
Джинни вышла из каюты. Алек весь день проспал.
— Норт-Пойнт, наконец-то, — с огромным удовлетворением объявил Снаггер.
— Почти дома, — добавил Дэниелс.
Алек стоял молча, глядя на раскинувшийся на горизонте Балтимор. Он посмотрел в направлении Форт-Мак-Генри, и в мозгу промелькнуло мимолетное воспоминание. Потом Алек вгляделся в сторону Феллс-Пойнт.
— Верфь Пакстонов в той стороне, не так ли?
— Да, — ответил Снаггер.
Алек попросту кивнул и ответил на оклик Эйбела Питтса с баркентины.
Он вспомнил Несту — странное имя — и снова на миг увидел лицо, прелестное смеющееся лицо. И снова она предстала мертвой… Скоро Алек встретится с дочерью. Какая ответственность! Сама мысль об этом приводит в трепет! Но Алек не хотел, чтобы девочка боялась его.
— Здравствуй.
— Здравствуй, — ответил Алек, оборачиваясь к своей жене, по-прежнему одетой как мужчина. И, оглядев шерстяную шапку и свободную блузу с кожаной курткой, попросил: — Я хотел бы увидеть тебя в платье.
— Потерпи и увидишь.
— Это пари… Расскажи о нем еще раз.
Джинни вкратце рассказала ему об условиях гонок. Ей и в голову не пришло солгать, исказить события в свою пользу.
— Проблема, — закончила она несколько минут спустя, — в том, что задача неразрешима, как ты бы сказал. Кто победитель? Думаю, мы оба, поскольку оба выжили. Но что делать? Не знаю, Алек. Я предпочла бы… — Она замолчала, изучая свои ногти.
— Предпочла, чтобы я вручил тебе дарственную на верфь и оставил в покое?
— Да… то есть, нет, не совсем.
— Что же именно?
— Верфь. Она моя. И должна остаться моей.
— Но почему твой отец составил завещание в мою пользу? Ты с ним была в ссоре?
Джинни нерешительно помялась:
— Нет, вовсе не это О, лучше уж мне сразу во всем признаться.
— Разве ты лгала мне? — очень медленно выговорил Алек.
— Что за вздор! Нет, выслушай меня, осталось совсем немного времени, прежде чем мы подойдем к пристани. Мой отец был болен. Я управляла верфью и строила «Пегас». Беда в том, что ни один из почтенных граждан Балтимора не желал его купить, просто потому, что этот лучший в мире клипер строила женщина. Поэтому отец думал, что в случае его смерти я потеряю все. Кроме того, он очень полюбил тебя и твою дочь. Даже пригласил вас с Холли переехать к нам, что вы и сделали. Потом отец решил, что ты можешь стать ему прекрасным зятем. Он завещал верфь тебе с условием, что ты женишься на его дочери. Именно я придумала пари…
— Как бальзам на раненую гордость?
— Да, так оно и было.
— Это звучит ужасно откровенно.