— Зато чистая правда.
— Ну, моя дорогая Джинни, какого же дьявола мы теперь собираемся делать? Если я отдам тебе верфь, ты немедленно разоришься. И сама прекрасно это понимаешь. И признаешь.
— Возможно.
— Ты провела судно через ураган. Думаю, капитан ты прекрасный, несмотря на то, что женщины считаются слабым полом. Нет, не набрасывайся на меня, я просто тебя поддразниваю, то есть шучу. Кстати, что я делал на клипере? Почему не остался на своем судне?
Ну вот, теперь настало время лжи, восхитительно хвастливой лжи, слетевшей с уст Джинни без малейшего замешательства: она не переставала уговаривать себя, что крупица правды, пусть очень маленькая крупица, в ее словах все-таки есть.
— Ты думал, что мы тонем. И хотел быть рядом со мной.
— Но ты сказала, что я женился на тебе, только чтобы получить верфь, — нахмурился Алек.
— Думаю, я тебе понравилась… нравлюсь.
— Поскольку я себя не знаю, то и ни в чем не могу быть уверенным, но мне кажется, Джинни, я ни за что не смог бы жениться на женщине, которая всего-навсего нравилась бы мне.
— Ты, кроме того, соблазнил меня.
— Господи! Как же я, должно быть, наслаждался этим обольщением! А ты? Ты тоже наслаждалась?
Взгляд Джинни был прикован к мужу. Она улыбалась:
— Невероятно.
— Ты была девственницей?
— Да. Ты называл меня перезрелой девственницей.
— Значит, я женился только из-за верфи и еще потому, что лишил тебя девственности?
— Ты, кроме того, питал большую симпатию к отцу.
— Капитан!
— Что, Снаггер?
Перед тем как обернуться к помощнику, Джинни, вежливо улыбнувшись, объяснила Алеку:
— Прости, я должна заняться делами. А ты отдыхай и ни о чем не беспокойся.
Но Алек, конечно, никак не мог последовать ее совету.
Они подошли к пристани прежде, чем Алек успел побольше расспросить о дочери. Девочка ждала на причале, рядом с пожилой костлявой женщиной, угрюмой и мрачной, как сам сатана.
— Папа!
Алек, посчитав, что зовут его, вгляделся в лицо девочки, поражаясь сходству с собой, и, помахав малышке, отозвался:
— Здравствуй, Холли!
— Ты победил?
— Скоро расскажу!
Его дочь знала о проклятом пари? Но тут Алек заметил собравшуюся на пристани толпу. Люди оживленно переговаривались, показывая на корабли. Что это, местное развлечение? Алек просто не понимал причину столь горячего интереса.
— Они хотят узнать, кто победитель, — пояснила Джинни и, лишь в этот момент поняв, что должна была сказать ему всю правду, вздохнула: — Предоставь все мне, Алек. Зачем им знать, что ты ударился головой, да так, что с тех пор ничего не помнишь? Я говорила с Дэниелсом и Снаггером. Они обещали молчать.
— Думаешь, сдержат слово?
— Вряд ли, но по крайней мере мы сможем выиграть время. Я хочу побыстрее отвезти тебя домой и уложить в постель.
Его голова снова ныла, совсем немного и недостаточно для того, чтобы помешать плотоядной ухмылке вновь появиться на губах.
Джинни, невольно хихикнув, ткнула Алека пальцем под ребро:
— Немедленно успокойся! Сюда идут твоя дочь и миссис Суиндел, ее няня и компаньонка. У нее роман с доктором Прюиттом, твоим судовым врачом. Оба такие добросердечные, но оптимизмом не отличаются. Вечно видят темные тучи на небе, даже в солнечный день.
Джинни внезапно смолкла, заметив гримасу боли на сосредоточенном лице Алека.
Оказалось, что она ошиблась: никто и не вспомнил о пари. Все только и говорили, что об урагане, и хотели узнать, как им удалось уцелеть. Собравшиеся, ахая и охая, разглядывали поломанную мачту: одни утверждали, что это доказывает ненадежность клипера, другие считали, что добираться в такую погоду до Нассау — чистое самоубийство. Джинни даже слышала, как кто-то сказал, что поломанная мачта — на ее совести, нельзя доверять корабль девчонке. Остальные кивали, соглашаясь. Джинни негодующе застыла, хотя улыбка, словно маска, оставалась приклеенной к лицу.
Она заметила, как сердечно хлопают по спине Алека джентльмены, как он отвечает с механической вежливостью. Женщины были так же приветливы и дружелюбны. При виде Лоры Сэмон, зазывно улыбавшейся Алеку, Джинни стиснула зубы, хотя, по справедливости, была вынуждена признать, что та скорее чисто по-женски оценивающе оглядывает ее мужа.
Обращение Алека с женщинами тоже было безукоризненно вежливым, но в его манерах сквозило естественное чарующее высокомерие покорителя. И наконец добравшись до дочери, Алек просто молча смотрел на нее несколько минут и только потом сказал:
— Холли.
— Папа!
Девочка подняла ручонки, и Алек быстро подхватил ее, чувствуя, как прижимается к груди маленькое тельце. Холли чмокнула отца, обслюнявив щеку, и обняла изо всех сил, обхватив шею и едва не задушив.
— Я ужасно скучала, папа! Хорошо еще, что Джинни была с тобой. Когда мы услыхали об урагане, миссис Суиндел сказала, что все будет хорошо. И еще сказала, что ты, как проклятый кот, вечно приземляешься на все…
— Довольно, мисс Холли, — велела Элинор Суиндел. На щеках почтенной матроны появились два тускло-красных пятна.
— Джинни обо мне позаботилась, — согласился Алек. Холли в явном недоумении наклонила головку набок.
— Что случилось, Холли?
Поняв, что сейчас произойдет неладное, Джинни поспешно вмешалась:
— Холли ничего такого не имела в виду, правда, хрюшка?
— Наверное… ничего, — медленно протянула девочка и, снова поцеловав отца, устроилась поудобнее.
— Означает ли это, что я должен нести тебя на руках до самого дома?
— Да, папа.
— Сейчас велю подать экипаж, — рассмеялась Джинни. — Ждите здесь. А ты, Алек, принимай визиты. По-моему, джентльмены сгорают от желания побеседовать с тобой.
«Моя дочь», — подумал Алек, не чувствуя ни малейшей искорки нежности. Этот прелестный ребенок — дитя его чресл, но любой другой тоже мог быть ее отцом.
Он вновь почувствовал тепло ее тельца и покрепче прижал к себе девочку. Холли хихикнула.
— Наконец-то ты дома, — шепнула она.
Но где, черт возьми, этот дом, который он совершенно не помнит? Алек пытался держать в узде парализующий страх, но отчаянные усилия ни к чему не приводили. Виски вновь сдавило болью.
— Мы скоро будем дома, — сказала Джинни, взяв его за руку.
— Расскажи мне об урагане, — попросила Холли за ужином.