Хорошо зная балтиморских джентльменов, Джинни с большой долей вероятности могла ответить утвердительно. Ну а потом они, должно быть, посчитали бы своим долгом выдать ее замуж, чтобы спасти от голодной смерти. Что ж, думать об этом сейчас просто нет смысла.
Туман стлался над пристанью, скрывая окружающий пейзаж, так что Джинни, как ни старалась, почти ничего не могла увидеть. Воздух прорезал резкий вой сирен. «Найт дансер» двигался за лоцманским ботом со скоростью улитки.
Холли стояла рядом с Джинни, Мозес — чуть позади. Он успел по уши закутаться в толстый шерстяной шарф ярко-красного цвета, как ни странно, подарок Пиппина. За время путешествия они стали настоящими друзьями.
Девочка была непривычно молчаливой, что сначала радовало, но потом встревожило Джинни. Уж слишком она спокойна. Непривычно спокойна.
Джинни взяла малышку за руку:
— Волнуешься, Холли? Наконец-то ты дома.
Но Холли по привычке хорошенько подумала, прежде чем ответить:
— Да, но знаешь, Джинни, я, пожалуй, слишком маленькая, чтобы из-за этого волноваться. Нет, скорее меня тревожит папа. Ему тоже совсем все равно, но я думаю, он даже боится, что никого не узнает и от этого почувствует себя еще хуже. Он по-прежнему не помнит нас, Джинни. Иногда я замечаю, как папа смотрит на меня и старается, ужасно старается узнать, только ничего не выходит.
— Ты права, Холли, но я уверена, папа скоро поправится.
— Может быть… но он все равно несчастен.
«Скорее всего из-за женщины, с которой связан на всю жизнь», — подумала Джинни, но не осмелилась сказать это вслух.
— Такой туман, как на похоронах, — заметил Мозес, поднимая руку в перчатке, словно для того, чтобы пригладить курчавые волосы. — Тихо и уныло, совсем как на кладбище.
— Веселенькая мысль, — пробормотала Джинни и обернулась, чтобы посмотреть на Алека. Но тот был поглощен разговором с Эйбелом и Минтером, так что Джинни увидела лишь его спину.
— Мама умерла в тот день, когда я родилась. Через два дня мне будет пять.
— Устроим праздник, дорогая, и пригласим Пиппина и Мозеса и миссис Суиндел…
— И не забудьте ее чудесного отца, — вмешался Алек, улыбаясь своему семейству.
Он, конечно, не помнил ни о дне рождения дочери, ни о годовщине смерти жены. Значит, осталось два дня на то, чтобы раздобыть подарок, которому порадовалась бы Холли. Последние недели он почти не разлучался с дочерью, присутствовал на ее занятиях, разговаривал по-французски и итальянски: оба языка, по счастью, сохранились в памяти, и речь легко лилась с губ, он даже разыгрывал роль врага в потешных морских сражениях. Ему нравилась эта не по годам смышленая девочка. Что ж, начало неплохое. Даже когда Холли уставала и начинала ныть и капризничать, Алек был терпелив, поскольку обнаружил, что достаточно одного строгого взгляда, и Холли мгновенно успокаивается.
— Еще четверть часа, и мы причалим, — сообщил он Джинни, выглядевшей, по его мнению, слишком измученной и осунувшейся.
— Слава Богу, — радостно вздохнула та. — Хочу ощутить под ногами твердую землю. Где мы остановимся сегодня, Алек? В Саутхемптоне?
— Да, в гостинице «Чекерз инн». — Алек запнулся, но тут же решительно добавил: — Пиппин рассказал мне о ней. И еще говорил, что владелец — мой хороший друг по имени Чайверз.
Джинни стиснула его руку, инстинктивно пытаясь показать, что знает, как ему плохо, но, к ее удивлению, Алек отстранился.
— Прости, я должен вернуться, — пробормотал он и отошел. Джинни смотрела вслед, не понимая, чем обидела мужа.
Алек был зол. На всех, включая свою сострадательную жену, на себя за проклятую бесконечную слабость. Будь у него немного побольше мозгов, неужели бы к этому времени не вспомнил всего? Или во всей прошлой жизни не нашлось ничего достойного того, чтобы бережно хранить в памяти? Ведь с несчастного случая прошло почти полтора месяца! Алек так надеялся, что вновь станет самим собой, стоит лишь увидеть берега Англии. Ничего! С таким же успехом он мог очутиться в другом полушарии.
Алек, встряхнувшись, постарался взять себя в руки. Джинни, во всяком случае, ни в чем не виновата, да и другие тоже. Проклятие, и надо же было случиться такому!
«Чекерз инн» оказалась старым уютным зданием, где во всех каминах горел приветливый огонь — от отделанной дубовыми панелями общей комнаты до спальни Мозеса и Пиппина на третьем этаже.
— Как хорошо пахнет, — выдохнула Джинни, кружась в вальсе прямо посреди отведенной им комнаты. — Свежестью и чистотой. И теплом.
— Этот запах напоминает мне о тебе, жена. Алек снова казался веселым и беззаботным, и Джинни облегченно вздохнула.
— Никакой вони от стоячей воды!
— Ни малейшей, — подтвердил Алек, ткнувшись носом в местечко за ее левым ухом.
Джинни лукаво улыбнулась:
— Мой живот чувствует себя так, словно умер и попал в рай.
В этот момент Алек вновь увидел Несту, с огромным животом, но веселую и смеющуюся, и покачал головой, пытаясь отогнать мучивший болью образ.
Джинни заметила выражение глаз мужа, поняла, что картина, представшая перед ним, слишком тяжела, и попыталась отвлечь его, говоря на темы, так хорошо знакомые им обоим.
— Что ты собираешься делать с грузом, Алек?
— Мой агент Джордж Керзон… нет, Джинни, не смотри на меня с такой надеждой, я его не помню. Просто перед отплытием из Балтимора Пиппин показал мне все записи, все имена людей, с которыми я веду дела, и тому подобное. В любом случае завтра я встречаюсь с мистером Керзоном. Надеюсь, мы получим неплохую прибыль от продажи табака и хлопка, привезенных из Америки.
Немного помолчав, он бесстрастно добавил:
— Нет, и этого не помню. Слава Богу, что веду такие точные записи. Но, конечно, ты поняла это, правда?
— Правда.
Последнее время, этот, другой, Алек не возражал, что Джинни все больше и больше берет на себя обязанности клерка и старается держать все гроссбухи в таком же безупречном порядке. Занятие, достаточно привычное для Джинни, — правда, система Алека немного отличалась от ее собственной, применявшейся еще отцом, но она сумела приспособиться. Джинни всегда отличалась способностями к математике и достаточной аккуратностью. Но что всего важнее, Алеку, кажется, нравились ее рвение и желание работать. Кроме того, он почему-то с удовольствием обсуждал с ней свои замыслы и идеи. Иногда она даже подсказывала что-то новое, и Алек совсем не возражал. Даже ничего не сказал, когда она вновь начала носить мужской костюм, не упрекнул за то, что она опять разыгрывает из себя мужчину.
Джинни нерешительно положила руку на рукав мужа:
— Умираю от голода.
Алек от неожиданности вздрогнул и медленно улыбнулся: