— Алекс вернется домой, когда будет закончена стена, — ответил он. — Вчера вы уже спрашивали меня об этом. Разве вы забыли мой ответ?
— Может статься, я вновь спрошу вас об этом завтра.
— Зачем?
— Сын должен жить с отцом. Разве он счастлив в семье родичей матери? Зачем вы поручили этим людям заботу о нем? Такой маленький ребенок нуждается в привязанности отца.
Да она просто оскорбляет его подобными вопросами! Габриэль, впрочем, не считал, что она это делает намеренно. По ее лицу было видно, что она обеспокоена участью мальчика.
— Алекс рассказал бы мне, если бы с ним дурно обходились.
Она сильно потрясла головой, протестуя:
— Нет, он может не рассказать вам об этом. Он будет просто молча страдать.
— Зачем же ему страдать молча?
— Потому, что он стыдится. Возможно, он думает, что сделал что-то дурное и заслуживает жестокого обращения. Привезите его домой, Габриэль. Ведь он наш сын.
Габриэль притянул ее к себе, усадил на колени и приподнял ее голову за подбородок. Он долго смотрел на нее, пытаясь понять, что творится в ее голове.
— Хорошо, я привезу его домой погостить.
— Когда же?
— На следующей неделе. Я спрошу у него, как с ним обходились и не чувствовал ли он себя несчастным.
Она хотела что-то возразить, но он прикрыл ей рот рукой.
— И Алекс скажет мне правду, — прибавил он более твердым голосом, когда она все же осмелилась покачать головой. — А теперь я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос, Джоанна.
Он убрал руку, дождался согласного кивка и спросил:
— А сколько вы сами страдали молча?
— Вы неверно меня поняли. — Она отстранилась от него. — У меня было чудесное детство, нежные и любящие родители. Отец умер три года назад. На мой взгляд, ему всегда не хватало какой-то суровости.
— А мать?
— Теперь она совсем одна. Знаете, я никогда не согласилась бы приехать сюда, если бы Николас не обещал присматривать за ней. Он преданный сын.
— Вероятно, вы часто виделись с родителями, покуда были замужем за бароном, но отсюда до вашей матушки слишком большое расстояние, чтобы видеться с ней чаще, чем один раз в год.
— Вы позволите мне ездить к матери? — изумилась она.
— Я буду отвозить вас к ней, — ответил он. — Но только один раз в год. Вы не должны ожидать таких же частых свиданий со своей семьей, как прежде, когда вы были замужем за англичанином.
— Но тогда я вообще не виделась ни с матерью, ни с отцом.
Пришел его черед изумиться.
— Разве ваш муж не разрешал вам встречаться? Она покачала головой:
— Я сама не хотела видеть их… тогда. А сейчас… Не вернуться ли нам обратно? Уже поздно, и я достаточно долго удерживаю вас вдали от ваших важных обязанностей.
Он нахмурился. По его мнению, эти ее слова вообще не имели смысла. Ему показалось, что настроение ее заметно поднялось, когда он сказал ей, что она сможет раз в год посещать свою мать. И тут же она вдруг заявляет, что не хотела видеться с родными, когда была замужем за бароном.
Габриэль не любил неясностей и тут же потребовал от нее исчерпывающих объяснений.
— Джоанна. — Голос его прозвучал глухо и низко. — Вы противоречите сами себе. Я не люблю загадок…
Она разомкнула руки, лежавшие на коленях, и потянулась, чтобы потрепать его за шею. Но он не хотел отвлекаться и перехватил руку, чтобы она не могла снова прервать его, и продолжал:
— Как я сказал, я не люблю…
Она погладила его шею другой рукой.
И Габриэль отвлекся. Он вздохнул по поводу этой своей слабости, поймал ее вторую руку, тесно прижал Джоанну к себе и поцеловал ее, едва коснувшись губами Но ее пылкий отклик заставил его забыть о самодисциплине. И вот уже его язык начал дразнящую любовную игру.
Она хотела большего. Она высвободила свои руки и обвила их вокруг его шеи. Ее пальцы вплелись в его волосы, и она все теснее прижималась к нему.
Ему потребовалась вся сила его воли, чтобы отстраниться. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее соблазнительных губ, и, с трудом придя в себя, строго сказал:
— Сейчас не время, жена.
— Нет, конечно нет, — отозвалась она еле слышно.
— Здешние опасности…
— Да, опасности…
— Меня ждут дела.
— Вы, наверное, считаете меня бессовестной, ведь я отвлекаю вас от ваших важных дел.
— Да, именно так, — согласился он с усмешкой.
Он перечислял все причины, по которым они незамедлительно должны вернуться в замок, а его руки ласкали ее бедра.
Она едва слышала то, что он говорил ей. Этому мешали какие-то незначительные вещи. Например, его терпкий, такой мужской запах; так же пахла земля вокруг них. Ей это было очень приятно. И его голос, глубокий, с хрипотцой. Грубоватость в его тоне не пугала ее. Правду сказать, она возбуждала ее.
— Габриэль?
— Что такое?
— Я хотела поговорить с вами о важных решениях, какие я приняла.
— Вы можете сказать о них и потом, Джоанна. Она кивнула.
— Здесь водятся волки? — спросила она.
— Иногда они здесь бывают.
— Кажется, вас это не тревожит?
— Если лошади их учуют, они дадут нам знать об этом. У вас кожа будто шелковая.
Она поцеловала его подбородок… Его руки двинулись по стыку ее ягодиц. Он обхватил их руками и начал гладить, тогда как поцелуи его становились влажными и горячими.
Раздеваться здесь было бы затруднительно, она рванула шнурки на платье, но они затянулись в узел. Габриэль взялся их распутывать и, когда ему это не удалось, просто разорвал атлас Он не мог больше ждать, посадил се верхом себе на бедра, приподнял и заставил себя остановиться.
— Возьмите меня к себе, — приказал он хриплым шепотом. Он хотел крикнуть: «Немедленно!», но сказал вместо этого: — Когда будете готовы к этому, жена.
Она сжала мужа за плечи и медленно опустилась на него Они смотрели друг на друга.
Наслаждение было почти невыносимым. Она закрыла глаза и всхлипнула, и когда наклонилась, чтобы поцеловать его, почувствовала горячий поток экстаза и тогда шевельнулась еще раз.
Ее медленные, дразнящие движения привели его в неистовство. Он охватил ее бедра и показал ей, что ей нужно делать. Их любовное соитие стало безумным. Габриэль достиг апогея быстрее, чем она, но он помог ей — его рука проскользнула между их соединенными телами и погладила ее. Она прижалась к нему, спрятала лицо у него на плече и, когда оргазм захлестнул ее, с рыданием прошептала его имя.