— Вы встаете, а потом садитесь.
— Экая напасть, — заметил другой маклоринец.
— Я собираюсь выучить вас хорошим манерам, даже если вы умрете от этого, — заявила она.
Колум едва не расхохотался, но ее взгляд остановил его.
— А зачем? — спросил Нилл. — На что нам нужны хорошие манеры?
— Чтобы угодить мне, — твердо объяснила она. — И никто больше не должен рыгать за моим столом, — прибавила она.
— Мы не должны рыгать? — изумленно переспросил Колум.
— Нет, не должны! — ответила она, почти срываясь на крик. — А также производить любой другой грубый шум.
— Но ведь это похвала, миледи, — пояснил Нилл. — Рыгание означает, что пища и питье хороши.
— Если вам нравится предложенное угощение, вы можете просто сказать об этом вашему лаэрду, — продолжала поучать она. — И если уж речь зашла о пище, должна сказать, что я нахожу отвратительным то, что один из вас хватает куски из тарелки соседа. Этому следует положить конец.
— Но, миледи… — начал Линдзи. Она оборвала его:
— И еще вы не должны со всего маху чокаться кубками, когда произносите тосты, — добавила она. — Ваш эль разливается от этого по всему полу.
— Но мы ведь делаем это специально, — пояснил Колум.
Ее глаза расширились от удивления при таком признании. Нилл поторопился объяснить ей:
— Когда мы чокаемся, мы должны увериться, что немного нашего эля пролилось в другой кубок. И если кто-то подмешает кому-то яду, то умрут все. Разве вы не видите, миледи? Мы делаем это, чтобы никто не совершил предательства.
Она не могла поверить тому, что услышала. Неужели маклоринцы и макбейнцы настолько не доверяют друг другу?
Маклоринцы тем временем опять повернулись к ней спинами. Джоанна была раздражена этой дерзостью. Они к тому же нарочно шумели еще громче, совершенно заглушая ее голос.
— Мэган!
— Несу, миледи!..
Джоанна подняла над головой кувшин, повернулась к столу маклоринцев и только-только собралась метнуть его туда, как кто-то остановил ее руку. Она обернулась. За ней стоял Габриэль, рядом с ним Кит и отец Мак-Кечни.
Она не имела ни малейшего представления о том, сколько времени они уже здесь стояли, но, судя по ошеломленному выражению лица священника, довольно долго.
Она почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Ни одна жена не будет довольна тем, что ее застали в момент, когда она кричит, как мегера, и швыряется посудой, а ее никто не слушает. Однако Джоанна не могла допустить, чтобы смущение помешало ее планам. Она уже начала приводить их в исполнение и, видит Бог, собирается довести дело до конца.
— Господи, чем это вы здесь занимаетесь, жена? — Необычно низкий тон его голоса, помноженный на угрюмый вид, заставил ее вздрогнуть. Она перевела дыхание и сказала:
— Предоставьте это мне. Я занимаюсь тем, что даю распоряжения нашим людям.
— Кажется, никто уже не обращает на вас внимания, миледи, — заметил Кит.
— Так вы и впрямь только что сказали, чтобы я предоставил вам… — Габриэль был слишком поражен и не договорил. Но было ясно, что он хотел сказать.
— Да, я хочу, чтобы вы предоставили мне самой заняться этим, — повторила она. — Они обратят на меня внимание или пострадают от моего неудовольствия.
— И что же случится, если вы будете недовольны? — спросил Кит.
Она не могла придумать подходящего ответа. И тут вспомнила, как Габриэль говорил ей о том, что сделает, если будет недоволен.
— Вероятно, я кого-нибудь убью, — пообещала она. Джоанна была уверена, что это заявление поразит маклоринского солдата, и даже кивнула в подтверждение своих слов. Но реакция была не такой, какую она ожидала.
— Вы опять надели не тот плед, миледи. Сегодня суббота.
И ей тут же захотелось придушить Кита, ибо его громкое рыгание раздалось у нее за спиной. Ей словно нанесли предательский удар в спину. Она громко охнула, выхватила кувшин из рук мужа и повернулась к мужчинам за столом.
Но Габриэль сумел удержать ее. Он выхватил кувшин, бросил его Киту, затем повернул жену лицом к себе.
— Я попросила вас не вмешиваться, — прошептала она.
— Джоанна…
— Это мой дом или не мой?
— Ваш.
— Спасибо.
— Почему вы говорите спасибо? — спросил он уже настороженно. Она собиралась что-то предпринять. Об этом говорил блеск в ее глазах.
— Потому, что вы только что согласились помочь мне, — пояснила она.
— Нет, я не соглашался.
— Но вы должны.
— Зачем?
— Потому что это мой дом, ведь так?
— Вы опять о том же?
— Габриэль, я бы хотела, чтобы у меня были развязаны руки, когда дело идет об управлении моими домашними. Понимаете? — прошептала она.
Он вздохнул. Проклятье! Невозможно было в чем-нибудь отказать ей. Он не был уверен сам, что согласен, но все же кивнул ей в ответ.
— Ну а сколько же еще чаш и кувшинов вы собираетесь разбить?
— Столько, сколько понадобится, — заявила она. Джоанна повернулась к нему спиной и поспешила встать во главе маклоринского стола.
— Кит, если вы возьметесь за один конец, а вы, отец мой, будете так добры, чтобы приподнять другой, я пойду вперед и открою двери. Джентльмены! — Ее взгляд теперь был устремлен на солдат, сидящих за столом. — Пожалуйста, вынесите свои стулья сами. Это вовсе не потребует много времени.
— Что вы задумали сделать? — спросил Кит.
— Вынести стол во двор, разумеется.
— Зачем?
— Я бы хотела доставить удовольствие маклоринцам, — объявила она. — Теперь они часть моего клана и, полагаю, будут довольны.
— Но мы не хотим выходить во двор! — вырвалось у Линдзи. — Почему это вы так решили? Я хочу удостоиться чести ужинать вместе с милордом. Я хочу остаться здесь.
— Нет, вы этого не хотите, — возразила Джоанна. Она улыбнулась, что окончательно привело воина в замешательство.
— Не хочу?
— Вы будете куда более приятно чувствовать себя во дворе, потому что вам не хочется следовать никаким моим правилам относительно поведения в моем доме. Правду сказать, вы едите, словно животные. Раз так — трапезничайте вместе с ними. Дамфрис будет счастлив составить вам компанию.
Все маклоринцы как один посмотрели на Кита. Он взглянул на своего лаэрда, дождался его кивка, а затем откашлялся. Так он готовился к тому, чтобы вразумить свою госпожу.
— Не думаю, чтобы вы понимали здешнее положение дел, миледи. Эта башня принадлежит маклоринскому клану с незапамятных времен.