Добрый ангел | Страница: 66

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Теперь она принадлежит мне.

— Но, миледи… — начал Кит.

— Что она имеет в виду, когда говорит, будто наша земля принадлежит ей? — спросил Нилл.

Джоанна скрестила руки. Габриэль подошел и встал рядом с ней.

— Я буду счастлива объяснить вам это, но только один раз, так что будьте любезны, старайтесь слушать меня, — сказала она. — Ваш король некогда обменял эту землю. Все ли здесь согласны с этим фактом?

Она подождала, пока солдаты кивнули.

— Король Джон отдал эти владения мне. Все ли признают этот факт?

— Да, конечно, — согласился Кит. — Но, видите ли… Она не дала ему закончить.

— Пожалуйста, простите меня, что прерываю вас, но мне бы хотелось сначала закончить мое объяснение. — Она снова перенесла все внимание на солдат. — Ну а теперь — и, пожалуйста, слушайте меня внимательно, так как я терпеть не могу повторяться, — теперь, когда я вышла замуж за вашего лаэрда, эта земля принадлежит ему. Теперь вы видите, как все просто?

Ее взгляд был устремлен на Линдзи. Тот кивнул, чтобы сделать ей приятное. Она улыбнулась. Комната внезапно поплыла у нее перед глазами. Она закрыла глаза, надеясь, что через несколько мгновении все вокруг опять прояснится. Чтобы удержать равновесие, она ухватилась за край стола. Волна тошноты внезапно нахлынула на нее, но вдруг исчезла так же быстро. «Это из-за мяса, — подумала она, — из-за этого запаха».

— Так что вы говорили, дитя мое? — поторопил ее отец Мак-Кечни, весь сияя от удовольствия из-за находчивости, которую его хозяйка проявила перед лицом солдат.

— Удивляюсь, что ее так рассердило?

Джоанна не знала, кто задал этот вопрос. Он прозвучал из-за стола макбейнцев. Она обратила взгляд в ту сторону и ответила:

— Третьего дня Мэган сказала кое-что, что вызвало у меня удивление, — проговорила она. — Я размышляла об этом, но так и не поняла, что она имела в виду.

— Что же я сказала? — спросила Мэган. Она поспешила встать напротив хозяйки так, чтобы видеть ее лицо.

— Вы сказали мне, что повариха будет счастлива сделать все, что мне угодно, потому что она макбейнка и умеет не только жаловаться. Я, конечно же, хотела узнать, что вы под этим подразумевали, но теперь думаю, что я вас поняла. Вы в действительности говорили о том, что Хильда рада тому, что ей позволено жить здесь. Ведь это так?

Мэган кивнула:

— Правду сказать, она должна быть этому рада. Все маклоринцы дружно кивнули.

— Полагаю, вы не поняли подоплеки сказанного, — продолжала Джоанна. — Маклоринцы не могут иметь никаких претензий на эту башню или на эту землю, и это, джентльмены, установленный факт. Мой супруг зовется Мак-Бейном. Или вы забыли об этом?

— Его отец был лаэрдом маклоринцев, — вставил Кит.

— И все же он Мак-Бейн, — возразила она. — Он был очень любезен с вами. Он более терпелив, чем я, — прибавила она с подтверждающим кивком. — Несмотря на это, полагаю, макбейнцы любезно позволили всем вам, маклоринцы, остаться здесь. Мне в действительности неприятно поднимать сейчас этот вопрос, но, видите ли, я получила важное известие и собираюсь и впрямь привести свой дом в порядок. Мне грустно видеть, что вы уходите, но если мои правила так тяжелы для вас, чтобы следовать им, и, если вы не можете ужиться с макбейнцами, тогда, полагаю, у вас нет выбора.

— Но посторонние здесь макбейнцы, — запинаясь, сказал Линдзи.

— Именно так, — подтвердил Кит.

— Были, — сказала Джоанна. — Но теперь это не так. Разве вы сами не видите?

Этого не видел никто. Джоанна не знала, то ли они были так невероятно упрямы, то ли просто невежественны, и решила попытаться в последний раз заставить их понять ее.

Но Габриэль не позволил сделать этого. Он оттеснил ее в сторону и сам шагнул вперед.

— Господин здесь я, — напомнил он солдатам. — Я и решу, кто останется, а кто уйдет.

Кит тут же кивнул в знак согласия.

— Можно ли нам свободно высказаться? — спросил он.

— Да, — отозвался Габриэль.

— Все мы присягали вам в верности, — начал Кит. — Но мы не клялись быть непременно вашими солдатами. Мы устали от войны и хотели бы отстроиться, прежде чем снова вступать в сражение. Но один из макбейнцев подстрекнул к войне против нас клан макиннсов, а теперь не хочет выйти и признать свою вину. Такое поведение — просто трусость.

Колум вскочил с места:

— Как ты осмелился назвать нас трусами? Великий Боже, это она разворошила? Джоанну опять замутило. Она начала раскаиваться в том, что вообще все это затеяла. Двое маклоринцев встали. Назревала ссора — все по ее вине. А Габриэль, по всему, не был склонен положить этому конец. Судя по его виду, он совсем не тревожился. Его лицо даже, казалось, выражало скуку.

На самом деле Габриэль был чертовски рад, что произошло открытое столкновение. Он позволит каждому воину дать выход своему гневу, а затем объявит, что за этим должно последовать. Те, кто не желает мириться с его решениями, могут удалиться…

К несчастью, Джоанна выглядела сильно расстроенной из-за происходящего. Лицо ее совершенно побелело, и она непрерывно сжимала и разжимала руки. Поэтому Габриэль решил положить конец спору. Он уже собирался отдать приказание, когда его жена выступила вперед.

— Колум! Кит не назвал вас трусом! — крикнула она. Затем перевела взгляд на Кита: — Сэр, вы не понимаете, что говорите, потому что уже посланы люди с поручением переговорить с отцом Клэр Мак-Кей, — поспешно сказала она. — Видите ли, мой супруг опросил каждого из своих солдат, был ли он… замешан в истории с Клэр, и каждый отрицал, что он вообще знает эту женщину.

— Но сказал ли он правду? — вызывающе спросил Кит.

— Я отвечу вам вопросом, — возразила она. — Если бы лаэрд Мак-Иннс обвинил в этом маклоринцев и каждый из вас отрицал бы обвинение перед своим лаэрдом, вы бы ожидали, что он поверит вам?

Кит был достаточно умен, чтобы понять, куда она клонит. Он неохотно кивнул.

— Мы с мужем оба питаем совершенное доверие к нашим людям. Если солдат говорит, что он не трогал Клэр Мак-Кей, значит, так оно и есть. Я не понимаю вас, сэр. Как вы можете ставить слово бессердечного Мак-Иннса выше слова любого из нас?

Никто не нашелся, что ответить на этот вопрос. Джоанна снова покачала головой. Теперь она чувствовала себя ужасно больной. Ее лицо горело, словно в огне, а руки покрылись мурашками. Ей хотелось прислониться к мужу, но она не собиралась говорить ему о своем состоянии. Ей не хотелось ни огорчать его, ни добиться того, чтобы провести остаток года в постели. Она знала мнение Габриэля по части «вы-должны-отдыхать» и была уверена, что именно это ее я ждет.

Джоанна решила подняться в свою комнату и ополоснуть лицо. Холодная вода должна привести ее в чувство.