Она сунула салфетки в карман и положила ключи обратно в коробку.
— Все нормально. Мне очень жаль. Я сейчас успокоюсь.
— Как видите, здесь негусто, — повторил Маккой. — Это туалетный набор — бритва, помазок и все остальное. У него было при себе четыреста двадцать шесть долларов и двенадцать центов. Дорожные карты были взяты напрокат в нью-йоркской фирме «Авис» — там же, где и машина марки «Таурус».
Она печально смотрела на вещи, которые перечислял Маккой.
— Сотовый телефон. В памяти не зафиксировано ни одного номера, по которому мы могли бы позвонить. Но там есть пара голосовых сообщений. Может быть, нам удастся их проверить.
«Оба от отца», — подумала Лейн, но только кивнула в ответ.
— Часы с гравировкой, — добавил Маккой. — Тут написано: «Один в минуту». Не понимаю, что это означает.
Лейн повертела часы в руке и грустно улыбнулась.
— Я тоже. Может быть, подарок от женщины, которую он когда-то любил. Это было бы красиво. Во вся ком случае, мне хочется так думать… Это все?
— Ну, он же находился в поездке… — Маккой взял у нее часы. — Когда мужчины отправляются в путешествие, они берут с собой не так много вещей. Винс установит его домашний адрес и попытается найти его ближайших родственников. Если нам это не удастся, скорее всего, его отдадут вам. Вы совершите хороший поступок, если похороните старого друга вашего отца.
— Это самое малое, что я могу для него сделать. Большое спасибо, сержант. Вы были терпеливы и очень любезны. Я буду весьма признательна, если вы с Винсом дадите мне знать, когда я смогу устроить похороны.
— Мы сообщим.
По дороге Лейн протянула Максу завернутый в салфетку ключ.
— Очень скользкий, — пожаловалась она. — Я чуть его не уронила. Совсем потеряла ловкость.
— Все равно молодец. — Макс улыбнулся. — Как ты думаешь, от чего он?
Лейн пожала плечами:
— Похоже на ключ от ячейки. Платной ячейки. Но в аэропортах и на вокзалах больше нет платных ячеек, верно?
— Верно. Для секционных шкафов он слишком мал. Кроме того, большинство таких шкафов открывается с помощью карточек. Наверно, это ключ от какого-то несгораемого ящика.
— Нужно будет установить это. Но собаки нет.
— Да, собаки нет. Мы проверим номер мотеля, однако я сомневаюсь, что она там.
Они вышли на улицу, и Лейн обвела взглядом город, который стал ей родным. Отсюда был виден кусочек реки и домики, взбегавшие на крутой противоположный берег. За ними вздымались высокие холмы, окаймлявшие мешанину улиц, домов, парков и мостов. Они образовывали внушительную стену, покрытую зеленой дымкой первой листвы и белыми пятнами толь ко что распустившихся цветков дикого кизила.
Обыватели (так ее отец презрительно называл нормальных людей с нормальной жизнью) занимались своими делами. Продавали машины, покупали продукты, выбивали ковры, преподавали историю…
Палисадники уже были засажены, но на паре домов еще сохранились остатки пасхальных украшений, хотя Пасха закончилась почти три недели назад. На нижних ветвях деревьев раскачивались яйца из цветной пласт массы, на изумрудной траве валялись надувные кролики.
Ей тоже нужно было выбивать ковры, покупать продукты и ухаживать за палисадником. Хотя в ладони Лейн лежал ключ от прошлого, в глубине души она чувствовала себя обывательницей.
— Не буду притворяться, это будоражит кровь. Но когда все кончится, я вновь с удовольствием уйду в от ставку. Вилли так и не смог этого сделать, а отец ни когда не сделает.
Пока они шли к машине Макса, Лейн улыбалась.
— Про брелок я выдумала, но эти часы папа как-то подарил Вилли на день рождения. Может быть, он действительно купил их, но поручиться не могу. Когда папа заказывал эту надпись, я была с ним.
— И что она означает?
— Что каждую минуту рождается один лопух, — ответила она и залезла в машину.
— Я подвезу тебя, — сказал Макс. — А сам проверю все местные камеры хранения. Возможно, ключ — наша самая надежная ниточка.
— А вдруг он спрятал это где-нибудь по дороге из Нью-Йорка?
— Тогда я вернусь по следу и найду эту вещь.
— Что ж, верю. А пока ты будешь вести поиски, я немного поработаю. В данных обстоятельствах мне не хочется надолго оставлять Дженни в магазине одну. — Лейн тяжело вздохнула. — И как мне могла нравиться такая жизнь? Номера в мотелях, вечное бегство…
— Я понимаю, чем она привлекала тебя в десятилетнем возрасте. И понимаю, почему мать хотела тебя оградить. Она поступила правильно. Но если говорить о твоем отце…
Лейн приготовилась выслушать нелестные слова и поклялась себе, что не будет обижаться. — Да?
— Большинство мужчин такого… такого типа стремится избавиться от жен, детей и всякой ответственности. А он — нет.
У Лейн отлегло от сердца, и она широко улыбнулась.
— Нет, он к этому не стремился.
— И не только потому, что ты была хорошенькой рыжей девочкой с ловкими пальцами.
— Да, не только. Он любил нас. По-своему. Так, как умел любить только Джек О'Хара. Спасибо тебе.
— Не за что. Когда у нас появятся дети, я тоже буду покупать им сласти в торговых автоматах. Но это особый разговор.
У Лейн сжалось горло, и ей пришлось откашляться.
— Ты заглядываешь слишком далеко вперед, — с трудом промолвила она.
Макс пожал плечами:
— Если ты уже определил направление, нет смысла тащиться нога за ногу.
— Дорог к будущему много. Так же, как поворотов и развилок.
— Тем интереснее по ним ехать. Но один из поворотов можно миновать уже сейчас. Если тебе не нравится жить в Нью-Йорке, то я настаивать не буду. Этот городок вполне годится для того, чтобы растить в нем троих детей.
Лейн чуть не задохнулась.
— Троих?
— Счастливое число.
Она отвернулась и посмотрела в боковое стекло.
— Что ж, этот поворот мы одолели лихо… Может быть, притормозишь немного? Мы еще не успели узнать друг друга. Для этого нужна как минимум неделя.
— Иногда люди делают это куда быстрее. По-моему, у нас с тобой как раз тот случай.
— Ладно, проверим… У тебя есть какое-нибудь воспоминание о раннем детстве? Лет до десяти.
— Трудный вопрос. — Макс ненадолго задумался. — Пожалуй, то, как я учился ездить на двухколесном велосипеде. Отец бежал рядом, широко улыбался, но в его глазах был страх. Правда, тогда я этого не понимал. Но прекрасно помню немыслимый восторг, который я ощутил, когда понял, что еду сам… А твое?