— Не люблю тесных пространств, — откликнулся Гейб. — Сейчас я приготовлю нам что-нибудь выпить.
— Не откажусь. — Келси последовала за ним к высокой арке, ведущей в гостиную. Та, в свою очередь, соединялась с соседней комнатой при помощи такой же высокой стрельчатой арки. Сквозь стеклянные двери и окна в дом ломилась ночная темнота, но уже зажженные лампы своим мягким светом разгоняли ее.
В камине, сложенном из речного камня, потрескивал огонь. Перед камином был накрыт столик. На двоих, заметила Келси. В подсвечниках горели свечи, на белоснежной скатерти плясали оранжевые отсветы огня, в серебряном ведерке охлаждалось шампанское.
— Это интуиция подсказала тебе, что Наоми не сможет прийти? — спросила она.
— После скачек она обычно разговаривает с Моисеем час или два. — Гейб открыл бутылку шампанского с негромким, но торжественным хлопком. — Хочешь оглядеться или сначала поужинаем?
— Оглядеться, коль скоро я уже здесь. — Она приняла из рук Гейба шампанское, с удивлением отметив, что рядом с его тарелкой нет второго бокала. — А ты? Ты не празднуешь?
— Конечно, праздную. Просто я не пью. Может быть, начнем со второго этажа?
Он снова проводил ее в прихожую и повел вверх по лестнице. Прежде чем они попали в покои хозяина, Келси насчитала четыре спальни.
Комнаты Гейба располагались на разных уровнях — спальня находилась на три ступеньки выше гостиной. Сложенный из камня камин был устроен так, чтобы обогревать изножье огромной — размером с небольшое озеро — кровати. Над изголовьем в потолке был сделан прозрачный люк, сквозь который можно было наблюдать луну и звезды.
Как и во всем доме, здесь властвовала эклектичная смесь классики и модерна. На чиппендейлском столике стояла бронзовая абстрактная скульптура, пол был застелен пестрым персидским ковром, а в самом центре высился журнальный столик со столешницей неправильной формы из отполированного тика. Вазы из мейсенского фарфора стояли на полке чуть ниже картин, написанных в современной, свободной манере.
Келси немедленно потянуло к картинам. Даже с противоположной стороны комнаты она узнала кисть, которой принадлежали и картины в доме Наоми, а приблизившись, разглядела в углу холста инициалы художника — Н. Ч.
Столько экспрессии, столько внутренней энергии и страсти в этих неистовых мазках, в этом резком противопоставлении беспримесных, почти примитивных красок, подумала она, а вслух заметила:
— Не слишком ли для спальни?
— Нет, — возразил Гейб. — Здесь им самое место.
— Эн — че… — пробормотала Келси, снова обратившись к инициалам в уголке холста. — Неужели это рисовала Наоми?
— Да. Разве ты не знала, что она рисует?
— Нет. Никто не удосужился мне сказать. Она очень талантлива. Во всяком случае, я знаю нескольких агентов, которые на коленях умоляли бы ее продать эти полотна.
— Наоми бы тебя за это не поблагодарила. То, что она рисует, — все это очень личное.
— Любое искусство — вещь глубоко личная, — ответила Келси, отворачиваясь от картины. — И давно она занимается живописью?
— Нет. Но ты лучше спроси об этом у нее самой. Она расскажет тебе все, что тебе захочется узнать.
— Всему свое время. — Обходя комнату, Келси сделала крошечный глоток из своего бокала. — Не знаю, на что был похож этот дом до того, как попал к тебе в руки, но думаю, вряд ли он мог бы потягаться с твоим теперешним… обиталищем.
Она почувствовала себя свободнее и повернулась к Гейбу.
— Должно быть, соседи пришли в ужас, когда увидели, что возводят у них под боком?
— Не без того. — Гейб ухмыльнулся, как показалось Келси, не без самодовольства. — В радиусе двух десятков миль все были шокированы.
— А ты наслаждался этим вовсю.
— И снова — прямо в точку. Какой смысл иметь хорошую или дурную репутацию, если не можешь ей соответствовать в делах и поступках?
— А какой репутацией пользуешься ты?
— Дурной, дорогая Келси, самой дурной. Спроси любого, и тебе скажут, что находиться наедине со мной в спальне означает сделать первый шаг к погибели.
— От первого шага до окончательной гибели довольно длинный путь.
— Не такой уж он и длинный.
Пожав плечами, Келси залпом допила все, что оставалось в ее бокале.
— Расскажи мне о карточной игре.
— За ужином. — Гейб протянул руку. — Я очень люблю интимную атмосферу ужина у камина. Для меня это еще один шаг к краю пропасти.
Заинтригованная, Келси оперлась о его протянутую руку.
— Ты пока ничем не подтвердил свою дурную репутацию.
— Все еще впереди.
Внизу он снова наполнил ее бокал. За время их отсутствия слуги, которых Келси не видела и не слышала с тех пор, как вошла в дом, успели поставить на столик две тарелки с серебряными крышками, зажечь свечи и включить негромкую музыку. Келси узнала Гершвина.
— Так как насчет карточной игры?
— Хорошо. Что ты знаешь о покере?
— Я знаю, какая рука какую бьет. Во всяком случае, мне кажется, что знаю. — Келси положила в рот кусочек рыбы и зажмурилась от удовольствия. — Эта рыба кладет ипподромные бутерброды на обе лопатки, — заметила она.
— Я передам повару, что ты так сказала. Так вот, о картах… Лет пять назад я участвовал в большой игре, в настоящем марафоне. Большие ставки, большой риск.
— Где-нибудь здесь?
— Не где-нибудь, а в этом самом доме. Который стоял на месте моего.
Келси прищурилась.
— Разве азартные игры в Виргинии не запрещены законом?
— Так позвони в полицию. Ты хочешь слушать или нет?
— Хочу. Итак, ты участвовал в большой незаконной игре в покер. Что было потом?
— Канингем попал в полосу неудач, и не только во время игры. Образно говоря, карта не шла ему вот уже несколько месяцев. Его лошади захромали и начали проигрывать. На протяжении целого года ни один из его жокеев не взял ни одного призового места. У Билла накопилась целая куча неоплаченных долгов, и тогда — как и многие люди, которым хронически не везет, — он вообразил, что маятник скоро качнется в обратную сторону, и он сможет поправить свои дела, если сделает один, всего один удачный ход.
— И он сел играть.
— Совершенно верно. В то время у меня была доля в одной резвой кобыле, которая хорошо гонялась. И я… — Гейб улыбнулся дьявольской улыбкой. — Я собрал стрейт флеш на бубнах. Мне всегда хотелось иметь такую ферму, как эта, и я сел за стол, думая, что если мне удастся не проиграть своей ставки сразу, то я смогу набрать достаточно, чтобы прикупить еще одну лошадку. Ты следишь за моей мыслью?
— Звучит вполне разумно. С извращенной точки зрения, конечно.