– То, что я слышу сейчас, только подтверждает мои слова о твоем сером веществе, Патриция! Ты… О, Роган! – Разъяренное лицо Джозефа окаменело. – Я не знал, что вы вернетесь сегодня.
– Разумеется, Джозеф. – Он перевел взгляд на Патрицию. – Я, кажется, помешал вам? Извините.
– Наоборот, Роган. – Патриция смотрела на него, ничуть не смущенная тем, что тот застал их в состоянии громкой ссоры. – Может быть, ты сумеешь объяснить этому гордецу… – Она тряхнула головой. – Потому что я не в силах!
– Объяснить что? – ничего не понимая, спросил Роган, но Джозеф не дал ей ответить.
– Это вовсе не должно касаться Рогана, – сказал он негромко, но твердо.
– О, конечно! – В голосе Патриции послышались слезы. – Нам нужно таиться от всех, как преступникам. Как прелюбодеям. А я не хочу, Джозеф! Я люблю тебя, и мне безразлично, кто будет знать об этом! – Она резко повернулась к Рогану. – Ну, что теперь скажешь о том, что услышал?
Тот сделал усилие, чтобы скрыть изумление, и ответил:
– Скажу, что сейчас выйду и оставлю вас одних.
– Я тоже пойду, – она схватила свою сумку. – Джозеф не хочет меня слушать. Я ошиблась, когда подумала, что он из тех, с кем можно говорить откровенно, по душам.
– Патриция!
– Не смей кричать на меня! Всю мою жизнь меня учили, что я должна делать и как поступать. Что правильно, что не правильно! Я устала до смерти от ваших поучений! Меня отговаривали от открытия школы, учили видеть в друзьях не друзей, а… – Она круто оборвала фразу. – Так вот я больше не хочу! Буду сама решать, что мне делать, как жить и кого любить! – Она повернулась к Рогану с вызовом в глазах, как если бы он собирался ей в чем-то возразить. – И не потерплю, чтоб меня учили уму-разуму! Ни ты, ни мои родители! Ни тот, кого я полюбила!
Вздернув подбородок, она взглянула на Джозефа глазами, полными слез.
– Если я тебе не нужна, будь честным и скажи прямо. Но не смей говорить за меня, что лучше, а что хуже!
Джозеф шагнул к ней, но она уже скрылась за дверью, и он не стал ее догонять, решив, что куда разумнее, если она побудет одна и успокоится.
– Извините, Роган, – сказал он сдержанно. – Я бы предпочел избавить вас от этой сцены, но вы так внезапно вернулись.
– Поскольку это вам не удалось, – холодно заметил Роган, – может быть, объясните, что здесь произошло?
Он обошел Джозефа и уселся на привычном месте за своим столом, сразу обретя обличье начальника. Джозеф молчал, поэтому Роган повторил:
– Я хотел бы это знать на правах друга, вашего и Патриции.
– Как вы, наверное, поняли, мы любим друг друга, – тихо произнес Джозеф.
– Но мне помнится, она употребила слова «таиться от всех». Почему вы должны таиться? Краска бросилась в лицо Джозефа.
– Мы… Нет, думаю, лучше, если я проявлю осторожность и благоразумие.
– В самом деле? – Недобрый огонек мелькнул в глазах у Рогана. – Обращаться с Патрицией, как с одной из ваших многочисленных возлюбленных, вы считаете проявлением особого благоразумия?
– Я ожидал, что вы осудите меня, Роган, – сухо сказал Джозеф.
– И правильно делали.
– И также ожидал соответствующей реакции ее матери, когда Патриция уговорила меня прийти к ним на обед вчера вечером. Что и получил. – Его руки сжались в кулаки. – Почему? А потому, что – кто я такой, черт возьми? Какой-то хранитель галереи без капли голубой крови в жилах. Нет, она этого не сказала, разумеется, но это ясно читалось у нее в глазах: что ее дочь могла бы выбрать и кого-нибудь получше. Конечно, могла. Почему нет? Только не думайте и не говорите, что это для меня очередная легкая связь!
Его голос поднялся почти до крика. Роган с удивлением смотрел на него.
– А что же это? – поинтересовался он.
– Я люблю ее. Слышите? Люблю с тех пор, когда впервые увидел. Почти десять лет назад. Но тогда был Роберт. А потом.., потом вы!
– Я никогда не был в этом списке, – сказал Роган.
Что же такое творится? – подумал он, потирая переносицу. Весь мир сошел с ума? Только что перед его глазами была собственная бабушка и этот голуэйский дядюшка Мегги, теперь – Джозеф и Патриция… А он сам, будь он неладен, далеко ли ушел от них?
– Когда все это началось, простите? – спросил он.
– За неделю до вашего отъезда в Париж. Джозефу было и приятно, и больно вспоминать сумасшедшие дни и ночи, последовавшие за их объяснением здесь, в галерее, но он не мог не вспомнить их, а потому надолго замолчал, и Роган был вынужден дать знак о своем присутствии.
Он кашлянул и произнес вопросительно:
– Ну и…
– Я ничего не планировал и не форсировал, все произошло спонтанно с обеих сторон, поверьте мне. Но это ничего не меняет. Кроме разве ваших последующих шагов.
– Каких шагов, Джозеф?
– В смысле управления галереей. Я готов…
– При чем здесь?.. – спросил Роган утомленно. У него начала болеть голова от всего этого, и ему больше всего хотелось сейчас очутиться у себя дома, рядом с бутылкой бренди, а может быть, и флаконом аспирина для полного успокоения.
– Я же ваш служащий, как-никак, – Джозеф попытался объяснить свои последние слова. – А семья Коннели ваши друзья.
– Да, вы мой служащий. Да, они старые знакомые. И что из этого? Какое отношение может иметь ваша личная жизнь к вашей работе здесь, если она вас устраивает? – Нет, в самом деле, разболелась голова! – Я что, похож на тупицу, который может уволить человека из-за того, что тот влюбился в кого-то? Я даже не собирался вмешиваться в ваши отношения. Но вы избрали мой кабинет для их выяснения и, когда я вошел, рычали друг на друга, как два фокстерьера. А затем Патриция набросилась на меня и на вас, после чего убежала в слезах. Имел я право, став свидетелем всего этого, робко поинтересоваться, в чем, собственно, дело?
– Вы попали в самую сердцевину смерча, – невесело усмехнулся Джозеф и полез в карман за сигаретами.
– Похоже, что так. И вы вправе на все мои вопросы ответить, что это не моего ума дело. Однако не забывайте, мы знакомы с вами уже десяток лет, а Патрицию я знаю еще дольше. Так из-за чего весь шум?
Джозеф затянулся и выдохнул клуб дыма.
– Она хочет тайно сбежать.
– Сбежать? С кем и куда?
Собеседник взглянул на Рогана, как на безнадежного идиота.
– Со мной, – ответил он. – В Шотландию… Если бы Роган узнал, что Патриция хочет голой станцевать на площади Святого Стефана, он был бы меньше удивлен.
– Патриция? – пробормотал он. – Зачем?
– Она придумала этот безумный план после того, как разругалась с матерью.., из-за меня.
– Никогда не предполагал, что Патриция может так разбушеваться. Что касается ее матери, то не сомневаюсь, она не в восторге от перспективы породниться с вами… Если я начинаю правильно понимать то, что происходит.