Зак рассудительно произнес:
– «Брэнсон» – хорошо, но «Стилбенд» все-таки лучше.
Послав жене ослепительную улыбку, Рорк положил руку Заку на плечо:
– Пойдемте взглянем, что там у нас найдется.
– Здорово, а? – Пибоди восхищенно посмотрела вслед брату. – За двадцать минут в доме Брэнсонов он успел отремонтировать какой-то экран, теперь пошел заниматься машиной. Нет ничего такого, что Зак не мог бы починить!
– Если он сможет избавить меня от общения с шутами из Отдела технического обеспечения, я буду благодарна ему всю жизнь.
– Он сделает это, – с уверенностью произнесла Пибоди.
Между тем она не могла отделаться от внезапно возникшей тревоги. Ее что-то обеспокоило в глазах и голосе Зака, когда он говорил о Клариссе Брэнсон. Это было похоже на смятение. «Возможно, это всего лишь легкое увлечение, – попыталась убедить себя Пибоди. – Все-таки она замужем и на несколько лет старше Зака…» Как бы то ни было, поделиться своими переживаниями с Евой Пибоди не решилась: в разгар трудного расследования ее начальнице явно было не до того.
– Я понимаю, что сейчас не очень подходящее время для тусовок. Но, пока Зак занят, мы можем расслабиться.
– Для начала съешь чего-нибудь. – Ева показала на поднос с прекрасно сделанными канапе. – Как видишь, Соммерсет постарался.
– Ну, уж раз вы настаиваете… – Пибоди взяла один бутербродик. – Что слышно от босса?
– Пока ничего. Не думаю, что мы услышим что-нибудь до утра. Однако ты мне напомнила: после шести мы с тобой должны явиться для доклада в Центральное.
Пибоди поперхнулась и с трудом проглотила канапе.
– После шести? Похоже, что нам предстоит долгий вечер…
Дорогой товарищ!
Передает «Кассандра».
Началось. Предварительные стадии революции пройдены так, как и планировалось. Наше символическое разрушение собственности капиталиста Рорка оказалось элементарно простым. Тупоголовая полиция занялась расследованием. Наши первые послания переданы.
Разумеется, они ничего не поймут, не постигнут глубины и притягательности наших планов. Все, на что они сейчас способны, это поднять мышиную возню в погоне по крошкам, которые мы им раскидали. Отобранный нами конкретный противник расследует сейчас смерть двух пешек и пока ничего не может разглядеть. Сегодня, если мы не ошиблись в ней, она идет туда, куда мы ее направляем. Но наш настоящий путь ей неведом.
Товарищ! Мы боремся за то, чтобы поднять свой флаг над новой столицей Нового порядка, когда все, кто был виновен в смерти Мученика, должны будут погибнуть в боли и ужасе. Они заплатят за все страхом, деньгами и кровью – один за другим, город за городом. Мы, «Кассандра», разрушим то, на что они молятся.
Товарищ, сплачивай вокруг себя верных, следи за экраном. Мы услышим твой возглас торжества через мили, которые разделяют нас.
«Кассандра».
Зак был добросовестным человеком. Его верование состояло в том, чтобы хорошо делать порученную работу, отдавая ей все свое время, внимание и навыки. Он научился столярному мастерству у отца, а когда превзошел его, отец гордился этим вместе с ним.
Его воспитывали в духе квакерства, и догматы этой религии срослись с ним, как его собственная кожа. Он терпимо относился к другим – частью его веры было простое понимание того, что род человеческий состоит из различных индивидуумов, каждый из которых, исходя из общих ценностей, был волен все же поступать по своему усмотрению.
Его сестра, например, избрала свой путь. Никто из настоящих квакеров не стал бы носить оружие, не говоря уже о том, чтобы применять его против живого существа. Но семья гордилась тем, что Пибоди избрала именно свой путь – это согласовывалось с основами веры.
Зак был очень рад, что ему предстояло работать в Нью-Йорке: это давало возможность провести какое-то время с сестрой. Ему доставляло большое удовольствие видеть то, что являлось ее средой обитания, изучать город, который стал ее домом, хотя Зак понимал, что замучил сестру, заставляя водить его по всем заезженным туристами местам.
Ему очень понравилась ее начальница. Правда, Ди много писала о Еве Даллас, и в сознании Зака сложился образ весьма сложной и очаровательной женщины, однако увидеть ее собственными глазами было более ценно. Ему показалось, что ее окружает аура силы, но он чувствовал, что в основе этой ауры лежали сострадание и верность. А ореол некоторой загадочности, возможно, был необходим ей при ее методе работы.
Как бы то ни было, Зак был доволен тем, что по окончании работы в Нью-Йорке он сможет вернуться домой с сознанием того, что его сестра нашла свое место в жизни и была окружена необходимыми ей людьми.
Подойдя к монументальному дому Брэнсона, Зак, как и было ему сказано, направился к служебному входу. Ему открыл дверь слуга с холодным взглядом и подчеркнуто официальными манерами и провел в мастерскую на первом этаже. Оставшись один, Зак улыбнулся, как мальчишка. Мастерская была оборудована примерно так же, как его собственная. Разница состояла, пожалуй, только в том, что здесь находились вещи, которыми он у себя не стал бы пользоваться: компьютер, настенный экран и дройд-помощник с выключенным электропитанием.
Он потрогал пальцами заготовки дуба, работа с которым ему доставляла особенное удовольствие, а затем извлек свои рабочие наброски. Он привык делать их не на диске, а на бумаге – так же, как его отец, а еще раньше дед. Зак считал, что такие эскизы лучше отражают суть задумки в преломлении его собственного восприятия мира, а электронные начертания вносили в работу безликость и автоматизм.
Разложив рисунки по порядку на верстаке, Зак достал из рюкзачка бутылку с водой и, потягивая из нее, стал внимательно проверять свой план стадия за стадией. Затем, помолившись, сделал первый замер.
Когда он услышал голос Клариссы, в его руке задрожал карандаш, а кровь моментально прилила к лицу. Обернувшись, Зак увидел, что в мастерской никого не было, и от этого еще больше покраснел. Должно быть, он думал о ней слишком много, и на этой почве могли появиться слуховые галлюцинации. Зак вновь стал внушать себе, что эта женщина – какой бы прекрасной и притягательной она ни была, – является его заказчицей, и только в этом качестве он должен ее воспринимать.
Между тем голос по-прежнему был слышен, просто Зак, разволновавшись, не сразу понял, что он доносится из старых вентиляционных вытяжек. Зак не разбирал слов, но не из-за того, что не пытался их разобрать и вообще не любил совать нос в чужую частную жизнь. Он был зачарован уже одним звуком ее голоса, и его сердце стучало все чаще. Сами слова в тот момент для него ничего не значили.
Зак посмеялся над собой и вернулся к своим замерам, успокаивая себя тем, что вовсе не грешно восхищаться такой красивой и обаятельной женщиной. И когда он услышал затем мужской голос, то обреченно кивнул сам себе: это ее муж; нельзя забывать о том, что она замужем. И вообще, это была чужая жизнь, вмешиваться в которую он не имел права.