Book.

С этой мыслью Зак взял в руки приглянувшуюся доску, чтобы, не теряя времени, приступить к работе. Однако едва он поднес доску к тискам, как услышал, что тон раз­говора изменился. Голоса стали резкими, громкими и до­носились уже более отчетливо. Теперь, хотел того Зак или нет, он расслышал часть разговора:

– Убирайся с дороги, идиотка!

– Би Ди, пожалуйста, ну выслушай…

– Что выслушивать – опять нытье? Ты мне надоела!

– Я только хочу…

Послышался глухой удар, звук падения, от которого Зак вздрогнул. Затем донесся умоляющий голос Клариссы:

– Не надо, не надо…

– Это чтобы ты, трогательная стерва, помнила, кто здесь заправляет!

Раздался еще удар – на сей раз звук громко хлопнув­шей двери. Потом Зак услышал безудержный горестный женский плач.

«Нельзя подслушивать разговоры, касающиеся интим­ной стороны чужой семейной жизни», – убеждал себя Зак, стараясь подавить в себе порыв броситься наверх и успокоить Клариссу. Он знал, что у него нет на это права. Но, боже, разве можно так бессердечно и жестоко обращаться со своей спутницей жизни? Ведь эта женщина была пред­назначена для того, чтобы ее нежно любили.

Осуждая себя за то, что подслушал такой интимный раз­говор, Зак надел шумопоглощающие наушники и таким образом отгородился от чужих семейных тайн.

– Я очень признательна вам за то, что вы поменяли свои планы и приехали сюда.

Освобождая место, Ева сорвала свою куртку со спинки обшарпанного кресла и постаралась не думать о том, что ее маленький тесный кабинет не выдерживает никакого срав­нения с элегантным и просторным рабочим местом ее гос­тьи – доктора Миры.

– Я поняла, что вы все сейчас работаете на пределе, – ответила Мира.

Она огляделась и поймала себя на мысли, что еще ни разу до этого не бывала в кабинете Евы. Его хозяйка, видимо, не подозревала, насколько подходила ей эта малень­кая, тесная комнатка: никаких лишних вещей, все проду­мано и по-своему уютно.

Мира села на предложенное Евой кресло и удивилась тому, что хозяйка осталась стоять.

– Я собиралась сама прийти к вам. Видите, у меня даже чая для вас нет… – извинялась Ева.

Мира улыбнулась:

– Кофе вполне подойдет.

– Это у меня есть.

Ева налила из термоса кофе, затем сразу перешла к делу:

– Все составные части нашей команды работают сей­час каждая по своему аспекту расследования. Мы через час собираемся, и мне хотелось бы к этому времени уже хоть что-то иметь для обсуждения.

– Боюсь, что у меня маловато пищи для ваших раз­мышлений.

Было только семь утра, но Мира выглядела подтянутой и элегантной, как перед вечерним раутом. Рядом с ней Ева, в своих потертых джинсах и широком свитере, казалась себе неряшливой, нечесаной, с глазами, засыпанны­ми песком.

Ева села и вспомнила, что Рорк час назад сказал ей то же самое – «маловато». Он продолжал поиск, но ему при­ходилось противостоять оборудованию столь же сложному и интеллекту столь же сильному, как у него самого. Он считал, что может понадобиться несколько дней, чтобы пройти сквозь все блокировки и добраться до сути вопроса о «Кассандре».

– Дайте мне то, что у вас есть, – попросила Ева. – В любом случае, это будет больше, чем то, чем я распола­гаю на данный момент.

– В целом пока вырисовывается следующее. Деятель­ность «Кассандры» хорошо организована – все планиру­ется очень тщательно, до мелочей. Они захотели привлечь ваше внимание – и они добились этого. Они хотели при­влечь к себе внимание городских властей – и добились этого. Их политическая направленность пока выглядит весьма неопределенной. Те четыре человека, освобожде­ния которых они потребовали, в своих преступных дейст­виях имели разную ориентацию и мотивацию. Стало быть, со стороны «Кассандры» это скорее проба сил: попытаться выяснить, пойдут ли власти на уступки. Но я не уверена, что они всерьез рассчитывают на уступки.

– Тем более, что они не дали нам механизма перегово­ров, – заметила Ева.

– Для них переговоры – не самоцель. Их задача – до­биться капитуляции тех, кому они себя противопоставили. Вчерашнее разрушение бывшей фабрики – попросту по­казуха. Они могут сказать, что никто не пострадал, мол, мы даем вам возможность выполнить наши условия. Но через какое-то время они начнут требовать невозможного.

– И все-таки почему они выбрали именно этих четве­рых? Я не вижу тут никакой логики, – сказала Ева. – Как вы уже отметили, у них не было общей политической док­трины. Они не были связаны членством в какой-то орга­низации. Их не объединяли ни возраст, ни личные отно­шения, ни криминальное прошлое. Такое впечатление, что эти четыре имени были взяты с потолка, наобум. По­лучается, что в практическом смысле этой «Кассандре» на­плевать, окажутся эти люди в конечном счете на свободе или нет.

– Согласна. Но, зная об этом, мы не можем недооце­нивать возможную опасность следующего шага этой груп­пы. Она называет себя «Кассандрой» и явно связана с «Маунт Олимпус». Символизм очевиден: пророчество и власть. Но всем этим они скорее подчеркивают свою отда­ленность от простых смертных. Пытаются внушить, что те, кто стоит за этим названием, обладают сверхъестествен­ными возможностями для того, чтобы управлять нами. Они хотят использовать нас, как использовали Говарда Бэсси, пока у нас есть полезный для них потенциал. А когда они добьются своего, то либо наградят нас, либо на­кажут – на свое усмотрение,

– Это и есть «новая республика», «новый порядок»? – предположила Ева.

– Естественно. Но это их республика, их порядок.

Мира похвалила кофе, сказав, что у Рорка всегда самые лучшие сорта, и продолжала:

– Что касается их догматики, то меня больше беспоко­ит общий тон, чем содержание. «Мы – „Кассандра“… Что это – группа или одиночка, который считает, что спосо­бен править миром? Если допустить, что это именно такой одиночка, то мы имеем дело с умным психом. «Мы – хра­нители верности»… Можно предположить, что речь идет о верности по отношению к организации, к собственной миссии или к террористической группе «Аполлон», у кото­рой «Кассандра» позаимствовала свои пророческие спо­собности.

– «Наша память все долго хранит»… – подхватила Ева. – Неудивительно. «Аполлон» был разгромлен более тридца­ти лет назад.

– Они упорно используют множественное местоиме­ние, краткие декларативные выражения, политический жаргон, пропагандистскую фразеологию и обвинительные ярлыки. Здесь нет ничего оригинального – все это имеет гораздо более давнюю историю. Но это еще не значит, что они в своей деятельности не пользуются современными приемами и средствами. Их устои кажутся устаревшими и банальными, но намерения и возможности, как мне дума­ется, могут быть вполне современными.

Мира отпила кофе и продолжала: