Ева вошла в церковь. Она увидела, как высокий темнокожий мужчина преклоняет колени перед алтарем. Потом он поднялся и обернулся.
– Доброе утро, – сказал он, и его густой баритон театральным эхом прокатился под сводами.
На нем были черные шаровары и черная футболка с короткими рукавами. Интересно, подумала Ева, если бы она уже не изучила его фотографию на удостоверении личности, признала бы она в нем священника так же быстро, как мальчишки, игравшие в баскетбол, распознали в ней копа?
Она не была уверена в ответе.
– Отец Фримен, я лейтенант Даллас. Моя напарница, детектив Пибоди.
Он был хорош собой и на фотографии, но в жизни просто красавец. Высокий, мускулистый, поразительно красивый, с большими влажными карими глазами и спортивными движениями. Он двинулся им навстречу, и они сошлись в середине прохода. Он протянул руку.
– Паршивый повод для знакомства, лейтенант. Детектив. Чали – отец Лопес – сказал, что вы хотите поговорить со мной. Хотите, пойдем в приходской дом?
– Можно и здесь, если только у вас нет срочных дел.
Он улыбнулся и стал просто неотразим.
– Здесь обычно бывает тихо в эти утренние часы. Я хотел после утренней службы сделать пробежку, но… не смог. Просто духу не хватило. И в конце концов пришел сюда. Просто хотелось побыть одному, подумать о Мигеле, прочесть несколько молитв.
– Вы обычно бегали по утрам вместе с ним?
– Да, мы почти каждый день бегали вместе. У нас был свой круговой маршрут. Кольцо. Думаю, потому-то я и пришел сюда, вместо пробежки. Это просто…
– Да, я понимаю. Вы были дружны.
– Мы были дружны. У нас сразу завязалась дружба. Мы любили спорить, вели долгие дискуссии обо всем на свете. О церковных законах, о политике, о том, почему «Янки» продали Альфа Нейдера.
– Да, я понимаю, – кивнула Ева. – Ну и чего они накурились?
– Я думаю, они накурились «дури», но Мигель считал, что это разумный ход. Мы об этом спорили до хрипоты весь вечер перед моим отъездом в Чикаго.
Тут до него дошло, что это был последний раз, когда он видел Флореса живым и говорил с ним. Ева по его лицу догадалась.
– Мы смотрели игру «Янки» по телевизору в гостиной, все втроем. Во время седьмого иннинга Чали поднялся к себе. Но мы с Мигелем сидели и смотрели, спорили о продаже Альфа и о судействе. На двоих прикончили шесть банок пива.
– А вам можно? – удивилась Ева. – В смысле, пить пиво?
Еле заметная улыбка появилась на губах отца Фримена.
– Да. Это хорошее воспоминание. Как мы смотрели игру и спорили об Альфе Нейдере. – Фримен повернулся к алтарю. – Это лучше, чем пытаться вообразить, как это было, как это выглядело, когда он умер прямо на алтаре. В мире много ужасных вещей, но это… Убить священника и использовать веру, его призвание как оружие? – Он покачал головой.
– Тяжело терять друга, – обронила Ева после минутного молчания.
– Да, это очень тяжело. А еще тяжелее не подвергать сомнению волю Божью.
«На долю Бога приходится слишком много обвинений, – подумала Ева. – А на самом деле речь всего лишь о том, что один человек решил убить другого человека».
– Вы сказали «кольцо». Это был ваш постоянный маршрут?
– По утрам? Да. А почему вы спрашиваете?
– Мало ли… Любая информация может оказаться ценной. Где вы обычно бегали?
– Мы бежали на восток по Первой авеню, потом сворачивали на север до Сто двадцать второй улицы. Потом поворачивали на запад, на Третью авеню, потом на юг. Так мы замыкали кольцо. Он часто, – а иногда и я вместе с ним, – заглядывал по дороге домой в молодежный центр – покидать мяч в корзину вместе с ребятами.
– Когда вы в последний раз бегали вместе?
– Да где-то неделю назад. За день до моего отлета в Чикаго. У меня был билет на ранний рейс, поэтому в то утро я не бегал.
– Вы кого-нибудь встретили по дороге? С кем-нибудь говорили? Он не упоминал о каких-нибудь неприятностях?
– Нет, ничего подобного не было. Ну, мы встречали знакомых, они в это время как раз выходили на работу или возвращались домой после ночной смены. Люди окликали нас, здоровались… Эти люди живут или работают по дороге. Мистер Ортиц, например. Мы пробегали мимо его дома каждый день, и если погода была хорошая, мистер Ортиц совершал моцион по утрам.
– Мистер Ортиц. Тот, который умер?
– Да. Его будет не хватать. Мне будет не хватать встреч с ним во время пробежек. Точно так же мне будет не хватать Мигеля.
– Флорес не говорил вам, что его кто-то или что-то беспокоит?
– Все мы подвергаем сомнениям нашу веру, наше жизненное предназначение. Когда нам это казалось необходимым, мы обсуждали проблемы тех, кто приходил к нам. Обсуждали, как этим людям можно помочь.
Тут засигналил Евин коммуникатор. Она кивком велела Пибоди продолжить беседу, а сама отошла на несколько шагов.
– Отец, что насчет мистера Соласа? Нам говорили, что у них была стычка.
Фримен тяжело вздохнул.
– Да, Мигель был вне себя от возмущения, когда узнал, что Солас насиловал Барбару. Нас учат ненавидеть грех, а не грешников, но бывают случаи, когда это очень тяжело. Да, у него была стычка с мистером Соласом. Давайте говорить прямо: это была драка. Мигель свалил Соласа. Он мог бы зайти и дальше, если бы Марк Тулуз ему не помешал. Но Солас в тюрьме.
– А миссис Солас?
– Проходит психологические консультации вместе с детьми. Делает успехи.
Ева вернулась.
– Похоже, нам все-таки придется заглянуть в приходский дом. Отец Лопес у себя?
Явно озадаченный Фримен бросил взгляд на часы.
– Да, он должен быть дома. Скоро он отправится с визитами к прихожанам.
– Но сначала мы нанесем ему визит. Встретимся там.
Пибоди задала свой вопрос, когда они вышли из церкви:
– В чем дело?
– Поступили зубные снимки. Можем больше не осторожничать.
Роза проводила их в кабинет отца Лопеса. Сам Лопес сидел за столом. Отец Фримен стоял у маленького окошка.
– Вы что-то узнали, – тут же заметил Лопес.
– Мы кое-что подтвердили. Умерший вчера человек не был Мигелем Флоресом.
– Не понимаю, что вы имеете в виду. – Положив руки на поверхность стола, Лопес оттолкнулся и поднялся с кресла. – Я там был. Я его видел.
– Человек, которого вы знали под именем Мигеля Флореса, присвоил себе это имя. Мы считаем, что он присвоил его себе где-то между июнем и октябрем 2053 года. Он подвергся лицевой хирургии, чтобы усилить сходство. Поскольку о настоящем Мигеле Флоресе с тех пор ничего не слышно, мы считаем, что он мертв.