– Но… его же сюда командировали.
– По его собственной просьбе. И он представил поддельное удостоверение личности.
– Лейтенант, он служил мессу, совершал обряды. Тут какая-то ошибка.
– Вы говорите, что у вас есть подтверждение, – вмешался отец Фримен. – Какое же?
– Зубные снимки. Судмедэксперт определил, что у лже-Флореса в свое время была сделана пластика лица и другие косметические операции. У него сведена татуировка, имеются шрамы от ножевых ранений.
– Я их видел, – подтвердил отец Фримен. – Шрамы. Он объяснил, откуда они взялись. Он солгал. – Тут отцу Фримену пришлось сесть. – Он солгал. Но почему?
– Хороший вопрос. Он приложил немало усилий, чтобы попасть именно сюда. Еще одно «почему». Он когда-нибудь упоминал о человеке по имени Лино?
– Нет. Да. Погодите. – Отец Фримен потер пальцами виски, и Ева заметила, что пальцы у него дрожат. – Мы спорили об искуплении грехов, о воздаянии, о наказании, о прощении. О том, что добрые дела могут оказаться весомее грехов. Мы не сошлись во взглядах. Он использовал Лино для примера. Сказал, давай возьмем для примера человека по имени Лино.
– Хорошо, – кивнула Ева. – И что дальше?
Фримен вскочил. Взгляд его красивых темных глаз остановился на лице настоятеля.
– Это как еще одна смерть. Нет, мне кажется, это еще хуже. Мы тут были братьями, мы служили Господу, вели свою паству. Но, выходит, он не был ни братом, ни служителем Божьим, ни пастырем. Он умер в грехе. Я только что за него молился, а он умер в грехе, творя обряд, на который не имел никакого права. Я ему исповедовался, а он исповедовался мне.
– Теперь он ответит перед Богом, Мартин. Ошибки быть не может? – обратился отец Лопес к Еве.
– Нет, ошибки нет. Что он говорил о Лино?
– Как я уже сказал, это было для примера. – Отец Фримен снова сел, словно ноги его больше не держали. – Допустим, если этот молодой человек, этот Лино, грешил, много грешил, совершал даже тяжкие грехи, но потом посвятил часть своей жизни добрым делам, помогал ближним, утешал их, направлял, уводил от греха, то это искупление. Он сможет продолжить свою жизнь с чистого листа.
– Вы с ним не согласились.
– Сами по себе добрые дела еще ничего не доказывают. Важно намерение. Зачем он совершал добрые дела? Чтобы уравновесить чаши весов или для блага ближнего? Было ли его раскаяние искренним и глубоким? Мигель утверждал, что достаточно добрых дел как таковых.
– Вы думаете, он и есть Лино? – перебил его отец Лопес. – Из-за этого образка в его комнате? И спор шел о нем самом. Это он использовал проведенное здесь время, чтобы уравновесить чаши весов… искупить что-то, сделанное в прошлом?
– Это версия. Как он отнесся к вашей точке зрения на гипотетическую ситуацию? – спросила Ева отца Фримена.
– Он страшно разозлился. Мы часто доводили друг друга до белого каления. Именно поэтому – в числе прочего! – нам так нравилось спорить. Как подумаю, скольких людей он обманул… Заключал браки, напутствовал умирающих, крестил детей, выслушивал исповеди, отпускал грехи… Что же теперь делать?
– Я извещу архиепископа. Мы должны защитить нашу паству, Мартин. Это Мигель… Это человек, назвавшийся его именем, действовал недобросовестно, а люди ни в чем не виноваты.
– Вы говорили о крещении, – задумчиво проговорила Ева. – Он крестил детей, так?
– Обычно крестят новорожденных, но…
– Давайте на данный момент ограничимся новорожденными. Мне нужны записи о крещениях, проведенных в этом приходе, в этой церкви… ну, скажем, с 2020 по 2030 год.
Отец Лопес взглянул на свои сложенные руки и кивнул.
– Я их затребую.
– Здорово по ним ударило, – задумчиво заметила Пибоди в машине, когда они отъезжали от приходского дома. – По священникам.
– Когда тебя дурят, это всегда злит.
– Дело не только в этом. Для них это дружба и братство. Он им как бы сказал, что все это дерьмо. Вот, допустим, ты пала на посту.
– Допустим, это ты пала на посту, – поправила ее Ева.
– Нет, это мой сценарий. Ты пала смертью храбрых…
– Чертовски верно подмечено.
– А я убита горем. Рву на себе одежду от горя.
Ева демонстративно покосилась на впечатляющий бюст своей напарницы.
– Это будет незабываемое зрелище, Пибоди.
– Я в таком горе, что даже не думаю: «Эй, можно выждать приличный срок и прыгнуть на Рорка».
– Лучше оставайся в горе, Пибоди, а не то я вернусь оттуда и врежу тебе.
– Это само собой. В общем, на следующий день выясняется, что на самом деле никакая ты не Ева Даллас. Ты убила настоящую Еву Даллас несколько лет назад, расчленила ее труп и бросила его в утилизатор отходов.
– Лучше продолжай раздирать одежду на своих сиськах.
– На груди. Это совсем другое дело. Ну, словом, теперь я опять убита, потому что женщина, которую я считала своей подругой, своей напарницей и т.д. и т.п., в действительности была лживой сукой.
Пибоди повернулась и окинула придирчивым взглядом профиль Евы.
– Продолжай в том же духе, Пибоди, и ты сама окажешься расчлененной в утилизаторе отходов.
– Да я просто так сказала. Давай вернемся к Флоресу. Теперь мы будем называть его Лино.
– Мы получим записи крещений, проверим всех Лино и сузим круг.
– А вдруг его крестили не здесь? Вдруг его семья переехала сюда, когда ему было, допустим, лет десять? А может, его вообще не крестили? А вдруг он просто ткнул пальцем в карту и выбрал место, где спрятаться?
– Именно поэтому наши электронщики будут работать над фальшивым удостоверением, и именно поэтому мы будем проверять его отпечатки и ДНК по каналам Интерпола, глобальной полиции и так далее. Авось что-нибудь да и выплывет.
– Мне кажется, это гнусно до крайности – прикидываться священником, – добавила Пибоди. – Если хочешь кем-нибудь прикинуться, можно же прикинуться кем-нибудь другим. Кем-то, кем ты был раньше… Эй! Эй, послушай! А может, он и был священником? Я хочу сказать, не Флорес, а тот другой парень. А может, он хотел стать священником, но его отсеяли.
– Неплохо. Насчет «отсеяли». Когда получим записи о крещениях, ты проведешь перекрестную проверку с парнями, которые хотели стать священниками, но их отсеяли. Потом еще раз проверишь семинарию, где учился Флорес. Может, убитый был с ним знаком, может, учились вместе.
– Ясно, – кивнула Пибоди. – Я пойду еще дальше, проведу поиск по мужчинам нужного возраста, которые ходили в школу с Флоресом и знают его с тех пор.
«Неплохая мысль, – подумала Ева, – надо будет ее проработать».
– Парень наверняка думал, что у него железобетонное прикрытие. Никто не заподозрит священника, никто не станет копать, по крайней мере, так глубоко, как мы копнем. Тем более что он ведет себя паинькой, ничего не нарушает. Единственный случай, когда он чуть не переступил черту, насколько нам известно, это случай с Соласом. Это мы тоже проверим.