Крис проснулся в пять пятнадцать, а Штефан Кригер спустя пять минут. Оба объявили, что голодны; у Штефана появились и другие признаки выздоровления. Если раньше глаза у него были воспалены и слезились, то теперь эти симптомы исчезли. Опираясь на здоровую руку, он сумел сесть на кровати. Его левая рука, раньше бесчувственная и бесполезная, теперь ожила, и Штефан мог ее сгибать, двигать пальцами и даже сжимать их в кулак.
Лоре хотелось вместо обеда получить ответы на свои вопросы, но жизнь, среди прочего, научила ее терпению. Когда этим утром в одиннадцать они подъехали к мотелю, она приметила на другой стороне улицы китайский ресторанчик. С неохотой оставив Штефана и Криса, она вышла под дождь на улицу и направилась к нему, чтобы запастись едой.
Она спрятала под куртку свой "смитт-вессон" и оставила "узи" на кровати рядом со Штефаном. Автомат был слишком большим и тяжелым для Криса, а Штефан в случае необходимости мог привалиться к спинке кровати и вести стрельбу одной правой рукой, хотя боль от отдачи в левом плече была бы невыносимой.
Она вернулась, мокрая от дождя, и разложила вощеные коробки с пищей для себя и Криса на кровати, а две порции мясного бульона с яйцом для Штефана поставила на столик у изголовья. Запахи в ресторане разбудили ее аппетит, и она накупила еды с избытком: курицу в лимонном соусе, мясо по-кантонски, креветки в тесте, свинину в соевом соусе, печенку с грибами и две коробки риса на гарнир.
Пока Лора с Крисом пробовали все блюда подряд с помощью пластмассовых вилок, заливая еду кока-колой, которую Лора взяла в автомате мотеля, Штефан пил бульон. Он думал, что не сможет есть что-то более тяжелое, но после бульона решил попробовать курицу и печенку.
Пока они ели, он, по просьбе Лоры, рассказывал о себе. Он родился в 1909 году в немецком городе Гиттелдс в горах Гарца; таким образом, ему было сейчас тридцать пять лет.
- С другой стороны, - заметил Крис, - если учесть те сорок пять лет, которые вы перепрыгнули, когда путешествовали во времени из 1944 года в 1989-й, то вам на самом деле все восемьдесят. - Крис рассмеялся довольным смехом. - Да, вы действительно прекрасно выглядите для восьмидесятилетнего старикашки!
После первой мировой войны семья переехала в Мюнхен. Отец Штефана, Франц Кригер, уже в 1919 году поддерживал Гитлера и состоял членом Немецкой рабочей партии с того самого момента, как Гитлер начал свою политическую карьеру в этой организации. Вместе с Гитлером и Антоном Дрекслером он разрабатывал платформу, которая позволила в конечном итоге превратить это первоначальное общество для дебатов в настоящую политическую партию, позднее ставшую национал-социалистской.
- Я одним из первых вступил в гитлерюгенд, когда его организовали в 1926 году, мне тогда было семнадцать, - рассказывал Штефан. - Не прошло и года, как я уже был в рядах штурмовиков, или СА, коричневорубашечников, боевого кулака партии, точнее, настоящей неофициальной армии. К 1928 году я стал членом СС...
- Членом СС! - перебил Крис с ужасом и одновременно некоторым почтением, как если бы речь шла о вампирах или оборотнях. - Вы были членом СС? Вы носили черную форму с серебряной мертвой головой, и у вас был кинжал?
- Тут мне нечем хвастаться, - ответил Штефан Кригер. - В те времена я, конечно, очень этим гордился, это ясно. Я был глупцом. Глупцом, который во всем следовал воле отца. Первоначально СС была небольшой элитной группой, и в наши задачи входила охрана фюрера, даже ценою собственной жизни, если бы это понадобилось. Нам было от восемнадцати до двадцати двух, мы были молодые, невежественные и горячие. В свою защиту могу сказать, что я был не таким уж горячим, не то что фанатики, которые меня окружали. Я выполнял волю отца и в те времена совершенно ни в чем не разбирался.
Порывы ветра с дождем ударяли в окно, вода громко журчала в водосточном желобе снаружи.
После сна и особенно бульона Штефан ожил. Но теперь, вспоминая молодость, проведенную в кипящем котле ненависти и смерти, он вновь побледнел, и его глаза, казалось, еще глубже запали в темных глазницах.
- Мне и в голову не приходило выйти из СС, это было завидное положение, да я и не мог этого сделать, не вызвав подозрения, что я потерял веру в нашего обожаемого фюрера. Но с каждым годом, месяцем, а потом и днем я начал испытывать все большее отвращение к тому, что видел, этому безумию, убийствам и террору.
Лоре не хотелось больше ни креветок в тесте, ни курицы в лимонном соусе, ни даже просто риса; у нее пересохло во рту. Она отодвинула в сторону коробки с пищей, довольствуясь кока-колой.
- Но если вы оставались в рядах СС, то когда же вы получили образование? Когда начали заниматься научными исследованиями?
- А, вы об этом, - сказал Штефан. - Но я в Институте не занимался научной работой. У меня нет высшего образования. Правда, в течение двух лет я проходил курс интенсивного обучения английскому языку, чтобы научиться говорить с достаточно хорошим американским акцентом. Я был участником проекта по засылке сотен глубоко засекреченных агентов в Великобританию и Соединенные Штаты. Но я не мог до конца избавиться от немецкого акцента, и поэтому меня не могли использовать; кроме ( того, мой отец поддерживал Гитлера с самого начала, поэтому они меня считали очень надежным элементом и нашли для меня другое применение. Я выполнял особые задания фюрера, всякие деликатные поручения, обычно в качестве посредника между враждующими фракциями в правительстве. Это было отличное место для сбора информации, что я и делал с 1938 года.
- Вы были шпионом? - возбужденно спросил Крис.
- В некотором роде да. Я старался внести хотя бы небольшой вклад в уничтожение рейха, чтобы как-то загладить свою вину за прошлое, когда я ему служил добровольно. Я хотел искупить свою вину, хотя понимал, что это невозможно. И вот осенью 1943 года, когда у Пенловского дела пошли особенно успешно, меня назначили в Институт наблюдателем, личным представителем фюрера. А также в качестве морской свинки, первого человека, которого отправят в будущее. Видите ли, когда пришло время проводить испытания, они не желали рисковать Пенловским, Янушским или Гельмутом Волковым, и даже Миттером или Шенком или еще каким-нибудь ученым, чья потеря могла бы повредить Проекту. Никто не знал, вернется ли обратно человек, как обязательно возвращались животные, и вернется ли обратно целым и невредимым.
Крис с серьезным видом кивнул:
- Да, конечно, путешествие во времени могло оказаться болезненным, или воздействовать на психику, или еще что-нибудь такое. Как знать?
"Действительно, как знать?" - подумала Лора.
Штефан продолжал:
- Еще они хотели, чтобы тот, кого они посылают, был надежным и мог сохранить в секрете свое задание. Выбор пал на меня.
- Офицер СС, шпион и первый хрононавт, - сказал Крис. - Вот это карьера.
- Очень желаю тебе, чтобы твоя карьера не была столь бурной, - сказал Штефан Кригер. Затем он смелее, чем прежде, посмотрел на Лору. У него были прекрасные, необычайной голубизны глаза, но в них застыло страдальческое выражение. - Лора... что вы теперь думаете о своем хранителе? Он совсем не ангел, а пособник Гитлера, эсэсовский преступник.