Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь,
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
Но паж объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нем отраженье свое,
нет, этого я не сумею,
нет этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
И. Асеев
— Ну что, Куницын, улыбнулся мне дежурный по отделу, забирая у меня для регистрации материалы уголовного дела. Последнее твое дежурство закончилось? Завтра в отпуск?
— Да, — я сладко потянулся. — В деревню, на природу. Сейчас самый разгар бабьего лета, пора клюквы, брусники… Благодать! Уеду отсюда подальше, чтоб не вызвали в связи с каким-нибудь очередным ЧП. Дом у меня далеко, в Тверской области, глядишь — и не станут дергать из такой дали. А я уж там и поохочусь, и порыбачу! У меня там двухстволочка…
— Да, ладно соблазнять-то. У меня ведь отпуск только декабре. Из дома никуда зимой не выберусь, хорошо хоть Новый год спокойно отмечу.
— Нет, я зиму не люблю: холодно, скучно. А я еще и покупаться успею, а коль повезет, так еще и позагораю. Я уже весь там… Сегодня долго засиживаться не буду строго до 18:30, и баста! Сейчас я на обед, а потом скроюсь подальше от начальства на территории. Мало ли что, а мне завтра билеты брать.
— Не взял еще?! Если хочешь, могу помочь. У меня знакомая в билетных кассах работает.
— Да нет, спасибо. В том направлении проблем с билетами нет. Это не юг, не Москва… Глухомань. А не брал их специально — у нас до последнего дня неизвестно — уедешь или нет. То теракт, то события в Чечне, то выборы… Но, слава Богу, повезло…
— Во! Чуть не забыл! Хорошо, что ты напомнил. О Боге… Тебя там, у твоего кабинета опять этот поп караулит. Уже час сидит. Я ему сказал, что ты кражу оформляешь, но он настойчивый, не уходит. Я ему: не ждите, он завтра в отпуск отбывает, а он… Ты куда?
Я на цыпочках подкрался к двери дежурки и выглянул наружу. Коридор был пуст.
— Петрович, — сказал я шепотом. — С этого и надо было начинать! Ты даже не знаешь, что это за человек!
— Знаю, знаю, о ваших похождениях анекдоты рассказывают. Как о Штепселе с Тарапунькой.
— Тебе смешно, да?! Петрович, я тихо сваливаю, позже позвоню. Ты мне скажешь, когда он уйдет. Придумай что-нибудь… Скажи, что я погиб при исполнении, что меня перевели в Москву на должность министра МВД, что меня преступники в заложники на месяц взяли… В общем, не выдай, Петрович! Все, я побежал. Если сумеешь его сплавить, с меня перед отбытием «пузырь».
Стараясь не скрипеть дверьми, я выскочил в коридор, высунул голову на улицу и, не заметив ничего подозрительного, быстро пошел прочь. Не успел я сделать и десятка шагов, как знакомый голос у меня за спиной окликнул:
— Коля!
Сделав вид, что ничего не слышу, я ускорил шаг.
— Николай! — бас набирал силу. Я перешел на спортивную ходьбу.
— Куницын! — в голосе почувствовалась угроза.
Остановившись, я поднял руки над головой и медленно обернулся. Разумовский, облаченный в свою неизменную рясу, возвышался на крыльце отдела и укоризненно качал головой. Жизнерадостно улыбнувшись, я развел руками:
— А я иду, ничего не слышу…
— У меня к тебе дело, — вместо приветствия заявил неугомонный иерей.
— Серьезное.
— Нет проблем, — легко согласился я. — Но не на улице же будем обсуждать?.. Айда в отдел, там, в кабинете и поговорим.
Разумовский с подозрением посмотрел на меня. Я сделал несколько шагов в сторону отдела и поторопил:
— Проходи, проходи, а то ты меня уж совсем за негостеприимного хозяина держишь.
Отец Владимир кивнули, вошел внутрь отдела. Едва дверь за ним захлопнулась, я развернулся и что было сил бросился бежать. Так я не бегал давно. Сказать по правде, в этом отношении я себя изрядно запустил. Но что делать, если времени частенько и на обед не хватает, не то что на спорт. Через пять минут у меня закололо в боку, через десять я заметно сбросил скорость, а через пятнадцать рядом со мной пристроилась старенькая и обшарпанная «пятерка», старательно выдерживая со мной один темп. Я засопел и прибавил скорости.
— А ты отъявленный мерзавец, — спокойно заметил сидевший за рулем Разумовский.
— Мерзавец, — согласился я на бегу, — мерзавцы тоже в отпуск хотят. Им тоже отдых нужен. А другие мерзавцы хотят им помешать. Что делать? — и сам себе ответил: Бежать. Что в прямом смысле и делаю…
— У меня очень серьезная проблема.
— … Бег также позволяет поддерживать спортивную форму. Благотворно влияет на нервную систему, оздоравливает, укрепляет организм…
— Без твоей помощи мне не справиться.
— … Особенно полезен бег трусцой. Разумеется, до обеда. Потому я…
— Посмотри, кто сидит у меня в машине на заднем сиденье.
Я искоса взглянул.
— Девочка. Здравствуй, девочка.
Это действительно был ребенок. Лет шести, с роскошными белокурыми волосами и огромными голубыми глазами на невинном круглом личике. Серьезно и изучающе глядя на меня, она потрогала Разумовского за плечо:
— Почему дяденька бежит?
— Дяденька спортом занимается, ответил иерей. — Здоровье бережет.
— По-моему, он от нас убегает… Он нас боится?
Я остановился и, с трудом пытаясь отдышаться, склонился к окну машины:
— Дяденька ничего не боится, малыш. Дяденька торопится уехать в деревню, к коровкам, овечкам, птичкам… И так этого дяденьке хочется, что он торопится со всех ног.
— Вот, — обиженно сказала девочка иерею, ты говорил, что он смелый и добрый волшебник, который найдет моих маму и папу, а он мне рожи корчит!
— Не корчу я рожи, — запротестовал я, — я отдышаться пытаюсь… Понимаешь, маленькая, волшебникам тоже иногда требуется отдых. Они так устают, разнося подарки, что изредка… раз в три года ездят отдыхать. К озеру, на травку, к курочкам, уточкам…
— Мама говорила, что волшебники не разносят подарки, подарки мамы делают, а волшебники помогают людям, которым плохо. А если ты уедешь, мне никто не поможет.
— Как не помогут? Помогут. Сейчас этот негодя… дяденька отвезет тебя в дом, где живут одни… к-хм… волшебники. ИДН называются. Они оформят тебя, дадут запрос… В смысле — найдут твоих родителей…
В огромных синих глазах заблестели слезы. Забравшись, самый угол, она тихо и жалобно сказала Разумовскому:
— Ты говорил, что он поможет… Он не хочет…
Отец Владимир молчал, закусив губу. Я неловко топтался на месте, томимый нехорошими предчувствиями. Инстинкт повелевал мне повернуться и продолжить путь к долгожданному месяцу свободы и наслаждений. Я вздохнул и спросил: