— Пожалуй, мне стоит вернуться в больницу и пройти еще одно обследование — не началась ли у меня в сверхраннем возрасте болезнь Альцгеймера [40] , — в конце концов сказала она, возвращая книгу Дасти и вновь принимаясь за конфеты.
— Возможно, это был подарок, — предположил Дасти.
— От кого?
— Именно это я у тебя и спрашиваю.
— Нет. Если бы мне ее подарили, то я запомнила бы это.
— Сейчас, когда ты рассматривала книгу, почему ты не раскрыла ее?
— Раскрыть ее? Но там нет ничего, что могло бы напомнить мне, где я ее купила. — Она протянула Дасти полупустой пакетик конфет. — Знаешь, ты какой-то раздражительный. Может быть, у тебя понижен уровень сахара в крови? Подкинь в себя немного сахара.
— Постой, Марти. Ты знаешь, о чем этот роман?
— Конечно. Это — триллер.
— Но триллер о чем?
— Хороший язык, интересный сюжет, а персонажи — яркие и живые. Роман мне очень нравится.
— И все же — о чем в нем рассказывается?
Марти посмотрела на аккуратную пухлую книжку; движение ее челюстей, пережевывавших шоколадку, замедлилось.
— Ну, ты же знаешь эти триллеры… Бегают, прыгают, гоняются, стреляют, опять бегают…
Дасти внезапно показалось, что книга, которую он держал в руках, стала заметно холоднее и тяжелее. Да и ее материал тоже начал изменяться: яркая обложка казалась на ощупь более гладкой, чем прежде. Как будто это была не просто книга. А нечто большее, чем книга. Скорее талисман, который мог в любой момент проявить свою сверхъестественную силу и провести его сквозь магические ворота в населенную драконами иную реальность наподобие тех, о которых любит читать Скит. А может быть, талисман уже исполнил этот трюк, и он, Дасти, даже и не заметив, перешел из одного мира в другой. Здесь явно водились драконы.
— Марти, мне кажется, что ты не прочла ни единой фразы из этой книги. Даже не открывала ее.
Держа шоколадку двумя пальцами, чтобы засунуть ее в рот, Марти заявила:
— Я уже говорила тебе: это настоящий триллер. Хороший язык, интересный сюжет, а персонажи — яркие и живые. Роман… мне… очень нравится.
Дасти понял, что Марти заметила странную напевность своего голоса. Она сидела с приоткрытым ртом, но кусочек шоколада так и остался снаружи, перед губами. Глаза Марти широко раскрылись, словно она была очень удивлена.
Дасти перевернул книгу задней стороной обложки вверх.
— Здесь рассказывается о промывании мозгов, Марти. Это ясно даже из издательской аннотации.
Выражение лица Марти лучше, чем любые слова, которые могли бы попасть ей на язык, говорило о том, что она действительно не имела понятия о содержании романа.
— Действие происходит во время корейской войны и спустя еще несколько лет после ее окончания, — продолжал он.
Шоколадный кружок начал таять в ее пальцах, и она засунула его в рот.
— Там рассказывается об одном парне, — сообщил Дасти, — о солдате по имени Раймонд Шоу, который…
— Я слушаю, — перебила его Марти.
В этот момент Дасти смотрел на книгу. И, подняв глаза на жену, он увидел на ее лице неподвижное вопросительное выражение. Ее рот приоткрылся. Он видел лежавшую на языке шоколадку.
— Марти?
— Да, — сказала она не своим голосом, не смыкая губ; конфета подрагивала на ее языке.
Это был тот самый случай, что произошел со Скитом в клинике «Новая жизнь», только теперь он повторялся с Марти.
— Вот дерьмо, — в сердцах сказал он.
Марти моргнула, закрыла рот, засунула конфету за левую щеку и спросила:
— Что случилось?
Она опять вернулась к нему из этого пугающего отдаления; глаза ее прояснились.
— Где ты была? — спросил он.
— Я? Когда?
— Здесь. И прямо сейчас.
Она резко вздернула голову.
— Мне кажется, что у тебя в организме действительно не хватает сахара.
— Почему ты сказала: «Я слушаю»?
— Я не говорила этого.
Дасти посмотрел сквозь ветровое стекло и не увидел ни черного замка из обсидиана, ни красноглазых злобных нелюдей, выглядывающих сквозь бойницы его зубчатых, как пила, стен, ни драконов, пожирающих рыцарей. Всего лишь обдуваемую свежим бризом стоянку для автомобилей, тот самый мир, который он хорошо знал, хотя сейчас он был далеко не таким понятным, каким казался еще совсем недавно.
— Я пересказывал тебе содержание книги, — напомнил он. — Ты помнишь мои последние слова о ней?
— Дасти, что за…
— Ну, порадуй меня.
Она вздохнула.
— Ладно. Ты говорил что-то об этом парне, солдате…
— И?
— А потом ты сказал: «Вот дерьмо!» Это все.
Дасти показалось, что он видит какой-то выход из того тупика, в котором они оказались. Положил книгу на приборную панель.
— Ты не запомнила имени солдата?
— Ты не сказал его.
— Да нет, я его назвал. А потом… потом ты ушла. Вчера вечером ты рассказывала мне, что у тебя есть ощущение, будто ты теряешь частицы времени. Так вот, прямо здесь только что ты потеряла несколько секунд.
Марти недоверчиво смотрела на него.
— Я этого не чувствую.
— Раймонд Шоу, — снова сказал он.
— Я слушаю.
И снова она куда-то ушла. Взгляд расфокусирован. Но транс не такой глубокий, как у Скита.
Предположим, что имя активизирует субъект. Предположим, что после этого хокку раскрывает подсознание для приема инструкций.
— Легкий порыв… — произнес Дасти. Это было единственное хокку, которое он знал.
Глаза Марти казались остекленевшими, но не подергивались, как у Скита. Она не отреагировала на эти строки минувшей ночью, когда заснула, и не собиралась реагировать на них теперь. Ее фраза-детонатор была «Раймонд Шоу», а не «доктор Ен Ло», и ее хокку должно было быть не таким, как у Скита.
Тем не менее он продолжил:
— И ветер разносит…
Марти моргнула.
— Что разносит?