Надо сказать, что физически Лермонтов был довольно некрасив и очень страдал от этого.
Ни одна из женщин его при жизни не любила, да и сам он относился к женщинам, в основном, насмешливо или враждебно.
Но, зато, какой блестящий талант! Написать в 26 лет столько замечательных вещей… Нет, это уже не талант, а гениальность!
Но в душе этого гения сидел бес, которого современные психологи называют комплексом саморазрушения. И это очень заметно в творчестве Лермонтова.
Например, герой нашего времени Печорин – ведь это байронизм. А доктор Ланге-Эйхбаум говорит, что лорд Байрон был гомо и сожительствовал со своей сводной сестрой Августой, из-за чего жена Байрона устроила скандальный развод, и Байрону пришлось бежать из Англии.
У Байрона отец, мать и дед по матери покончили самоубийством – и у Лермонтова дед по матери покончил самоубийством. Те же симптомы.
Не только в их творчестве, но и в их жизни и смерти было много общего. Смерть Лермонтова и смерть Байрона, с точки зрения психоанализа – это, своего рода, подсознательно подстроенные самоубийства.
В этом же и корни лермонтовского «Демона». Кстати, художник Врубель, который начал с росписи церквей, а потом, как одержимый, иллюстрировал «Демона», в возрасте 54 лет кончил прогрессивным параличом, слепотой и умер в сумасшедшем доме. Дьявол не любит, когда его дергают за хвост.
Я – обожаю Лермонтова. Если бы я был царём, я приставил бы к нему двух архангелов, чтобы охранять его – от самого себя, – генерал-профессор советской инквизиции печально покачал головой.
– Теперь мы делаем это с некоторыми нашими поэтишками. Только, все они Лермонтову и в подмётки не годятся.
– А как вы это делаете? – раздалось из аудитории. – Сажаете в дурдома?
– Нет, некоторым нашим поэтам-бунтарям, в душе мазохистам, мы подсовываем соответствующих бабёнок из наших можно-гёрлс КГБ.
А дальше – обычная история, хорошо известная психиатрам и бандершам. Красотка снимает с поэта-мазохиста штаны, ругает его последними словами и порет его плетью, пока он не кончит.
После этого, он больше не скулит про мировую скорбь и не бунтует, а пишет о замечательных советских женщинах. Это – лучше, чем пуля Мартынова.
Итак, Лермонтова погубила вовсе не окружающая среда, а дурная наследственность – от деда-самоубийцы.
Ведь, Лермонтов сделал то же самое, что его байронский герой Печорин – спровоцировал на дуэль своего лучшего друга Мартынова. И на дуэли даже не поднял пистолета. Самоубийство.
А сколько изумительных вещей мог бы ещё написать этот 26-летний гений, если бы он дожил до 70 лет…
Итак, и Пушкина, и Лермонтова погубила, одного снаружи, а другого изнутри, одна и та же причина – дьявол вырождения. Тот ангел смерти, которого Лермонтов описал в своем «Демоне»:
Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит;
Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы…
– Да-с, написано с большим знанием дела. Очень точная формулировка.
* * *
– Следующим столпом русской литературы является граф Лев Толстой. О нем мы уже говорили на предыдущей лекции. Напомню только запись в дневнике Толстого от 29 ноября 1851 года:
«Я никогда не любил женщину… но я довольно часто влюблялся в мужчин… Я влюбился в мужчину, ещё не зная, что такое педерастия».
Это – ключ к пониманию многих тёмных и путаных мест в творчестве Толстого.
Например, возьмём его повесть «Дьявол». Там молодой помещик сначала путается с дворовой крестьянкой, потом женится на женщине своего круга.
Но он никак не может забыть крестьянку, жена ему противна, и он ломает себе голову, что делать: убить эту крестьянку? или убить жену? или убить самого себя?
Для нормального читателя эта повесть – сплошное идиотство.
Вы поймёте всё это только тогда, когда будете знать тайный «ключик»: герой этого «Дьявола» – такой же двуполый педермот, как граф Толстой.
И путался он сначала не с крестьянкой, а с мужиком. А потом женился, но его по-прежнему тянет к мужчинам.
Но, зачем же тогда стрелять жену? Или другого педермота? Логический вывод – стреляйся сам! И обратите внимание на характерное название – «Дьявол».
Недавно я видел кинофильм по повести Толстого «Казаки». И опять – та же фальшь.
Молодой дворянин прощается со своими собутыльниками в столице и уезжает на Кавказ, якобы в поисках каких-то идеалов.
Там он встречает настоящих людей – казаков – и даже вроде влюбляется в простую казачку, воплощение здоровья и красоты.
Но, когда красавица-казачка наконец говорит ему «да», наш герой почему-то пасует и поспешно смывается.
Почему? Да потому, что Толстой вкладывает в своих героев свою собственную душу – душу педермота.
В общем, Толстой морочит нам голову, выдавая ненормальных людей за нормальных.
Сейчас на Западе Солженицына сравнивают с Толстым. Да, кое-что общее есть.
Например, в рассказе «Случай на станции Кречетовка» пышная красотка соблазняет героя в постель, но он упорно сидит и штудирует Карла Маркса.
Тогда красотка встаёт из горячей постели и стоит перед героем голая, приглашая его вкусить все блага рая. Кто бы из вас здесь не соблазнился?
Но, герой Солженицына хватает книжку Карла Маркса и убегает на улицу. Какая политическая сознательность! И какая литературная примитивщина!
Эта навязчивая идея импотенции проходит во многих его вещах – и в «Круге первом», и в «Раковом корпусе».
Его герои, как будто, лезут к женщинам, но, в последний момент, когда героиня говорит «да», они почему-то пасуют и убегают. Типичная реакция импотентов.
Дело в том, что на таких людей полагаться нельзя. Они – очень двойственны и двуличны. А потом оказывается, что это шизофреник или параноик.
Напомню диагноз знаменитого психиатра Россолимо о Толстом: «Дегенеративная двойная конституция: паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой» (Александра Толстая, «Отец», т. 2, стр. 365).
«Севастопольские рассказы» и «Война и мир» – очень патриотические произведения. Казалось бы, что граф Толстой любит свою родину?
А вот, посмотрите, что он пишет, в то же самое время, в своих дневниках и в частной переписке:
«Противна Россия, просто её не люблю», – это в дневнике от 6 августа 1857 года, после возвращения из Европы.
А в письме Александрии Толстой от 18 августа того же года он пишет:
«В России скверно, скверно, скверно… Поверите ли, что, приехав в Россию, я долго боролся с чувством отвращения к родине…» (А. Толстая, «Отец», т. 1, стр. 153).