— Первый раз слышу.
— Честно говоря, она унаследовала способности от нашей бабушки, Сары Эллиот.
— Сара Эллиот? Господи, та самая Сара Эллиот, чьи картины висят во всех музеях?
— Да, но Лили избрала другой путь: она превосходная карикатуристка, очень остроумная. Никогда не видели серию комиксов «Несгибаемый Римус»?
Хойт покачал головой.
— Ну… это что-то вроде политической сатиры. Последние семь месяцев, после смерти дочери, она почти не работала. Но когда немного придет в себя, немало газет будут драться за честь напечатать ее работы.
— Они так хороши?
— Думаю, да. Так вот, принимая во внимание ее талант и происхождение, неужели можно поверить, что она попытается убить себя через семь месяцев после гибели дочери?
— Из букмекера прямо в карикатуристы? Для этого нужна незаурядная воля. А самоубийство?
Хойт вздохнул.
— Нет, представить невозможно, чтобы она настолько потеряла волю к жизни, но кто знает? Разве не считается, что все творческие люди чересчур чувствительны, постоянно находятся под стрессом и крайне темпераментны? Говорите, она по-прежнему ничего не помнит об аварии?
— Ничего.
— Но что вы собираетесь делать?
— Посмотрим… когда «Макс» все проверит. Но как бы то ни было, я увожу Лили с собой в Вашингтон. Думаю, уже ясно, что в Гемлок-Бей для нее слишком нездоровый климат.
— Но все могло быть совершенно невинно, — возразил Кларк. — Что, если она не справилась с управлением?
— Да, но знаете что? На этот раз я увидел своего зятя под другим углом. Может быть, посмотрел на него глазами Лили. Не слишком приятное зрелище. Просто руки чесались придушить его. А заодно вышвырнуть его папочку в окошко.
Хойт рассмеялся.
— Дайте знать, если что-то понадобится.
— Обязательно воспользуюсь вашим предложением, спасибо, Хойт. И за список шринков тоже.
Гемлок-Бей, Калифорния
В следующее воскресенье, через четыре дня после операции, доктор объявил, что Лили вполне можно выписать. Боли почти не было, потому что доктор Ларч по нескольку раз на день заходил в палату и с решительным видом протягивал таблетки болеутоляющего. Правда, ходила она согнувшись, как старуха, но глаза прояснились, а настроение было самое бодрое.
Шерлок хотела расспросить доктора Ларча о приказе доктора Фрейзера уменьшить жене дозу наркотиков, но Савич отсоветовал.
— Оставим этот козырь про запас, — велел он.
— В записях больше ничего интересного, — жаловалась Шерлок, снимая «жучок» с больничной койки, пока Лили мылась в маленькой ванной. — Даже в переговорах врача с сестрами.
Толкая кресло-каталку сестры по направлению к лифту, Савич объявил:
— Я сказал Теннисону, что вместе с Шерлок отвезу тебя к новому шринку. Ему это не слишком понравилось: мол, он ничего не знает об этой женщине. Она может попросту оказаться шарлатанкой, и он потеряет кучу денег, да еще твое состояние ухудшится. Я позволил ему выговориться и нагло улыбнулся прямо в физиономию.
— И эта улыбка, — докончила Шерлок, — подразумевает: попробуй только встать на моем пути, парень, и на тебе места живого не останется.
— Теннисон может рвать и метать хоть до второго пришествия, все равно против меня он бессилен. Представляешь, отвел меня в сторону и попросил убедить тебя встретиться с доктором Розетти. Не понимаю, почему он такого высокого мнения об этом типе.
— Да он омерзителен! — вздрогнула Лили. — Сегодня утром снова явился. Медсестра только что вымыла мне голову, так что я выглядела вполне презентабельно и смогла вынести его присутствие.
— И чем все кончилось? — поинтересовалась Шерлок, которой доверили нести сумочку с вещами Лили. Савич вкатил кресло в лифт и нажал кнопку. Кроме них, в лифте никого не было.
Лили снова содрогнулась.
— По-моему, он еще раз поговорил с Теннисоном и поэтому попытался сменить тактику. Для начала попробовал втереться ко мне в доверие. Когда он вполз в палату… именно вполз, как змея, медсестра как раз сушила мне волосы феном…
— Здравствуйте, доктор, — приветствовала Карла Брунсвик.
— Оставьте нас ненадолго, сестра. Спасибо.
— Я не желаю, чтобы сестра Брунсвик уходила, — вмешалась Лили. — Боюсь, придется уйти вам.
— Пожалуйста, миссис Фрейзер, уделите мне минуту вашего времени. Боюсь, мы не слишком поладили во время моего первого визита, вернее — не с того начали. Вас только что привезли из операционной: вполне естественно, что вам было не до меня и вообще ни до чего. Я очень прошу вас, поговорите со мной.
Медсестра Брунсвик улыбнулась Лили, погладила ее по руке и направилась к двери.
— Вы не оставили мне никакого выхода, Рассел. Ничего не поделаешь. Что вам нужно?
Если его и разозлила ее фамильярность, он не подал виду. Продолжая улыбаться, он приблизился к койке и по своей идиотской привычке навис над ней. Она невольно взглянула на его руки. На этот раз на мизинце сверкал огромный бриллиант. Господи, почему у нее не хватает сил вышвырнуть этого типа из палаты?
— Я всего лишь хотел поговорить с вами, миссис Фрейзер… Лили. Посмотреть… может, мы сумеем найти общий язык и вы начнете доверять мне… позволите помочь…
— Нет.
— Вы страдаете от боли, Лили?
— Да, Рассел.
— Хотите, чтобы я дал вам мягкий антидепрессант?
— Вы не поняли. Моя боль — чисто физическая. Кажется, вы забыли: у меня ушиблены ребра и удалена селезенка.
— Что ж. может, эта боль заглушит другую. Душевную.
— Надеюсь на это.
— Миссис Фрейзер… Лили, не хотели бы вы прийти ко мне на прием… скажем, в следующий понедельник? У вас впереди еще целая неделя, чтобы поправиться.
— Нет, Рассел. А вот и доктор Ларч! Входите скорее! Доктор Розетти уже уходит.
Савича разрывало от злости к тому времени, как Лили закончила рассказ, но сама она смеялась:
— Если собираешься поколотить его, Диллон, лучше не стоит. Он просто повернулся и ушел, без единого слова. Доктор Ларч с места не двинулся, пока он не убрался.
— Одного не понимаю, — задумчиво протянула Шерлок, — почему Теннисон так упорно заставляет тебя лечиться именно у Розетти? Не находите это странным? Ты только что в лицо Розетти не плюешь, а он по-прежнему тебя уговаривает.
— Действительно, странно, — кивнул Савич. — Но посмотрим, что скажет «Макс» насчет Рассела Розетти. Он собирался дать тебе антидепрессанты прямо там, в палате?
— Похоже, что так.
Усадив Лили в машину, Савич заботливо обложил ее подушками, пристегнул ремнем безопасности и объявил: