Вообще-то его нырок больше походил на отчаянный прыжок с тонущего «Титаника».
— Ух ты, сколько брызг! — восхитилась я.
Это было именно то, что ему хотелось услышать, и при этом я не произнесла ни слова неправды.
Брю наблюдал всю сцену, стоя на краю бассейна и сунув руки в карманы.
— А ты что? — обратилась я к нему. — Прыгай! Вода вовсе не холодная, надо только привыкнуть.
Коди, откочевавший в лягушатник, покричал нам:
— Эй, гляньте, я щас стойку на руках сделаю!
Он исчез под водой, взбил на поверхности немного пены, после чего его вынырнул обратно и раскинул руки в позиции «та-ДА!», ожидая оваций.
— Ну и как?!
— Попробуй ещё раз, — посоветовала я. — Получится лучше, если будешь держать ноги вместе.
Коди вновь принялся за свою подводную акробатику. Брю направился к лягушатнику, я последовала за ним, не выходя из воды.
— Ты плавать собираешься? — спросила я.
— Может, попозже. Я только что поел.
— Да ладно тебе, ты же не в открытое море бросаешься! Если у тебя случится судорога — торжественно клянусь спасти твою молодую жизнь.
Он неохотно направился к ступенькам, снял ботинки и носки, немного закатал брюки и осторожно побрёл через лягушатник. Вода едва доходила ему до талии. Его футболка с длинными рукавами промокла у пояса и на запястьях.
— Ты что, собрался плавать в футболке? — недоумевала я. Но прежде чем он ответил, какая-то своенравная клетка моего мозга выдала на-гора слова моего брата: «Ты когда-нибудь видела его без рубашки?» Только Теннисона мне здесь не хватало! Я тут же придавила эту клетку, словно клопа ногтем. Пошёл вон, братец.
— Это ничего, если я останусь в ней? — спросил Брю.
— Дело твоё. Знаешь, в старые времена мужчины плавали в рубашках. Такие тогда были купальные костюмы.
— Слышал.
— И если мужчина снимал с себя рубашку в общественном месте, его тут же бросали за решётку.
— Что, правда?
— Да нет. Но в те времена это вполне могло бы случиться. Викторианская эпоха — она такая, застёгнутая на все пуговицы.
Должно быть, я всё-таки придушила вопрос Теннисона недостаточно быстро. Он снова вырвался на свободу и засиял, неугасимый, как путеводная звезда. Брату удалось таки возбудить моё любопытство. В самом деле, почему Брю не хочет снять футболку? Конечно, люди частенько стесняются своего тела: то кожа у них мучнисто-белая, то телосложением они похожи на кукол «Мишлен»... А то вот ещё: я знаю одного парня, у него с раннего детства остался шрам после операции на сердце — он терпеть не мог снимать рубашку. Может, и с Брю что-то в этом роде? Как бы там ни было, я не дам воли своему любопытству и отнесусь с уважением к его скромности. Сказать по правде, его нежелание разоблачаться я нашла очаровательным.
Коди сотворил очередную стойку и, вынырнув, похвастался:
— Ну что, видели?
И поскольку я действительно краем глаза заметила пару ступней, высунувшихся из воды, то с чистой совестью сказала:
— Вот теперь намного лучше! Продолжай тренироваться.
Водяная Лилия вылезла из воды и улыбнулась мне, наверняка восклицая про себя: «Ах молодость! Ах любовь!» — как обычно думают старики. Теперь мы остались в бассейне втроём.
Брю прислонился спиной к стенке бассейна и, по-видимому, был вполне этим удовлетворён. Я приблизилась к нему, и он неохотно отодвинулся от стенки.
— Ты лучше окунись сразу, — посоветовала я. — Иначе никогда не привыкнешь к воде.
— А мне и так хорошо.
Теперь он стоял на более глубоком месте, и футболка в тех местах, где до неё доходила вода, намокла и потемнела.
— Давай наперегонки до конца дорожки? — подзадорила я.
Он отказался:
— Не стоит. Я не очень-то быстрый.
— Ну, тогда я дам тебе фору — буду работать только руками.
— Нет, — повторил он. — Не хочу.
Я потащила его на глубину.
— Да брось, здесь же всего двадцать пять ярдов!
— Нет! — Он вырвал свою ладонь из моих рук.
У меня было такое чувство, будто мне дали пощёчину, но я тут же опомнилась — сама виновата! Не надо было его принуждать. Но прежде чем кто-либо из нас что-то сказал, раздался голосок Коди:
— Брю не умеет плавать! А я умею! На старт, внимание, МАРШ! — И он рванул к дальнему концу дорожки.
Я взглянула на Брю, тот отвернулся. Я физически ощущала волны унижения, расходящиеся от него, словно круги по воде.
— Ты действительно не умеешь плавать?
Он помотал головой.
— Ну, и нечего тут стыдиться, подумаешь.
— Давай лучше не будем об этом, ладно?
В моей голове сверкнула гениальная идея.
— А давай я буду тебя учить!
Да! Отличный выход из неловкого положения! Но не только. Совместные занятия — идеальная основа для развития дальнейших отношений — это словно закадровая музыка, сплавляющая воедино кинофильм нашей жизни.
Но не успела я придумать, с чего начать, как Брю буркнул:
— Я подожду в фойе.
Повернулся и побрёл прочь из бассейна.
— Да что ты, будет здорово, я обещаю! — воскликнула я, и поскольку он не остановился, кинулась вслед и попыталась схватить его — наверно, немного слишком напористо. Его ноги скользнули по гладкому дну, и он упал на колени.
— Ой...
Здесь было мелко, так что ничего страшного не случилось, к тому же он сразу поднялся. Вот только его футболка задралась почти до шеи, и хотя он тут же одёрнул её, я на короткое мгновение увидела, что под нею скрывалось. И всё — сделать вид, что ничего не видела, невозможно, и мы оба знали это.
— Я выиграл! — крикнул Коди с того конца. На этот раз я ему не ответила. Всё моё внимание было отдано Брюстеру.
— Напрасно мы сюда пришли, — сказал он. — Наверно, лучше нам уйти.
Я опять потянулась к нему — на этот раз осторожнее — и взяла его за руку. Я держала его ладонь так, как никогда прежде — так, как он держал мою лодыжку. Бережно, нежно, словно что-то драгоценное и хрупкое, хотя его рука была вдвое больше обеих моих.
— Не уходи.
По нему было ясно видно, как сильно ему хочется удрать отсюда. Если бы он это сделал, я не стала бы его останавливать. Я и без того тянула и толкала его во всех тех направлениях, куда ему вовсе не хотелось. Если он решит уйти, удерживать не буду.
Но он не ушёл.
Я взглянула на его руку: на костяшках пальцев виднелись болячки, немного размякшие от воды. Я осторожно протянула руку и коснулась его футболки.